– Вот звереныш-то! Я же только погладить хотела...
– Это он от страху. Спасибо тебе, Суня! Ты добрая. Тоже, небось, устала?
– Ну а как ты думаешь? Попробуй-ка, целый день с рассвета... Завтра отдохну: мы с теткой с утра на рынок, потом в храм, потом в мыльню, потом обед и спать до вечера... А уж сегодня придется еще побегать... Вот горшок стоит под кроватью, один на двоих, пустой. – Суня приподняла покрывало с Зиэлева ложа, показала здоровенный ночной горшок с двумя ручками и крышкой. – Завтра его вынесут. Вот твоя кровать, вот господина Зиэля. Видный мужчина-то какой, и несмотря ни на что – обходительный! Спокойной ночи тебе, Лин. И тебе, кусатель мелкий!.. Раздевайся, раздевайся, я не смотрю. Свечку-то заберу, зачем тебе свечка ночью? Обязательно укройся по самый нос, ночи у нас холодные бывают.
– Спокойной ночи, Суня!
– И тебе.
Ничего больше не успел услышать и увидеть Лин, уснул как убитый. Ничто не смогло его разбудить, ни музыка, ни хохот, ни звон битой посуды. Под утро, размахивая подсвечником, ввалился в комнату воин Зиэль, с довольной руганью стянул с себя сапоги, штаны и камзол – и захрапел... Но даже и его могучий рык не произвел ни малейшего впечатления на Лина и Гвоздика: Лин спал замертво, а Гвоздик притаился под «их с Лином» кроватью, и только посверкивал оттуда глазенками... Ни звука, ни шороха, смотреть и быть настороже, не поддаваясь на успокоительные звуки: в темноте от этого огромного существа всякого можно ждать, от него так и пахнет смертельной опасностью, а хозяин спит, защитить некому... Когда рассветет – тогда и безопасно.
Почему маленький охи-охи считал, что на свету безопаснее иметь дело с человеком по имени Зиэль, он и сам не знал, просто поступал как чувствовал...
Лин привык просыпаться на рассвете, проснулся и сейчас: в комнате светло, ставни настежь. Ах, как хорошо открыть глаза и знать, что никто не будет сейчас подбадривать в тычки, не погонит к колодцу за водой... Лин повернул голову к окну. Кровать воина была уже небрежно застлана, сам он, босиком, в одних холщовых портках, восседал на подушках и кинжалом скоблил по пальцам ноги...
– Ногти срезаю. Обкусывать, видишь ли, мне уже не дотянуться.
А сам свежий такой, по-трезвому веселый, рожа уже явно умытая... А Гвоздик где... Ох, ты!
Гвоздик смирно лежал перед кроватью Лина, как взрослый: на животе, подогнув задние лапки, вытянув передние, лицом к хозяину, ждал. А перед ним, почти между передними лапами – крыса! Вернее ошметки от нее... Разорванная пополам крыса! Кровяные разводы на полу... Была, видать, битва...
– Что смотришь? Твой Гвоздик впервые на охоту вышел, врага добыл. Видишь, твою долю сохранил, даром что весь слюной истек...
И точно! Хвостик у крошки охи-охи торчал кверху и дрожал как струна, а мордочка вся в жадных слюнях... Растроганный Лин, шмыгнув носом, тотчас же показал словами и жестами, чтобы Гвоздик докончил остальное... Малышочек...
– Ну и зря. Надо было принять и съесть. Это же была вассальная присяга, на верность и сюзеренитет, а ты от нее отказался. Теперь он захочет верховодить, а потом вырастет и тебя самого сожрет.
Лин рассмеялся. Вроде бы они не один день знакомы, а все не разобрать бывает, когда воин шутит, а когда серьезно говорит. Нет, он очень опытный и умный человек, но здесь ошибается: никогда Гвоздик его не съест, никогда не восстанет на него с изменою. Он чувствовал Гвоздика, а Гвоздик его. Гвоздик очень благодарен ему за подарок... Боги! Он ведь вчера Гвоздика некормленым оставил!..
– Зиэль! Мы же его вчера покормить забыли!
– Это ты забыл, а я не стал. Короче, поход в гладиаторскую школу на сегодня отменяется. Праздник Города у них, никаких дел ни у кого, кроме тех, без чего нельзя.
– И что теперь?
– Гуляем до завтра.
В это время в дверь постучали, и в комнату просунулась толстая физиономия кабатчика.
– Сиятельный Зиэль!... Тут это... стража... Говорят, что вы их звали. Городская стража...
– Много их?
– Семеро.
– За стол всех. Подай того-сего, чего сами попросят. Винища побольше. Сваргань мне похлебку, погорячее, поострее и чтобы с жирком. Сейчас оденусь, скажи, и спущусь.
ГЛАВА 3
Скучно днем в трактирном зале, хотя вроде бы все то же, что и в ночи: запах еды и вина, смех, крики, музыканты в бубны бьют, на рогах играют... Лин сидит на лавке и ерзает, томится, потому что наверху Гвоздик один скучает. Но Зиэль приказал ему присутствовать за общим столом, набираться опыта и знания жизни. Гвоздик горшком пользоваться не умеет, а на двор его Лин выпустить не успел, – пришлось подтирать за ним, ночную порцию и утреннюю. И еще придется. Зато Лин принес ему кашки и воды вдоволь, Суня выделила ему для этого с кухни кошачьи плошки. Знание жизни – оно, конечно, здесь, а наверху все равно лучше.
Зиэль бодр и весел, все ему интересно: как дымоходы в доме устроены, какого зверя жарят, что запах из очага такой заманчивый, сколько вина в погребах, если на простые бочки считать...
Сейчас он сидит во главе компании военных и не моргнув глазом выслушивает подробное описание караульного воинского распорядка, на самом деле строгую военную тайну города Шихана, каковую Зиэлю наперебой выбалтывают пьяные стражники городской стены. Старший из них, унаследовавший шлем и должность погибшего от Зиэлевой руки Макошеля, загибает пальцы, один за другим: объясняет, как влияют проведенные в службе годы на количество кормовых денег и по каким позициям, в какое время года выгоднее брать плату деньгами, а в какое продуктами и вещами...
– К весне-то шкур девать им некуда, несмотря на ярмарки-шмармарки... Дешевы становятся – что и не взять впрок либо на продажу осенью?.. Моя и продает, она все торговые места знает...
Зиэль вдруг встрепенулся – вспомнил что-то – и грохнул кувшином по столу. Кувшин вдребезги, вино в брызги:
– Хозяин!!!
– Да, господин Зиэль! Сейчас вытру, все заменим!
– Нет. То есть – вытирай. Вот что: парня обуть надо, пусть у него тотчас с ноги снимут мерку, и чтобы еще до заката он был обут. Вопросы есть?
– Никак нет! Э-э... а вот как же нам это сделать... День-то сегодня... Завтра бы...
– Что – день сегодня? Повара твои работают? Работают. А говночисты в городе, а стража на стенах, а жрецы по храмам? А? А ты сам? Одним словом, я сказал – ты слышал. М-мародеры, только бы им обчистить защитника родины...
– Мародеров у нас казнят на месте. Поэтому мы как действуем? Один... слышь, Зиэль... Один спереди смотрит... а то и на дерево залезет... Да другой сзади, ар... арьегр... с тылу прикрывает... Ну, а тоже оба в честной доле с остальными... И вот дело было...отступили все обратно, мы и они, по позициям, до утра... Короче, уже утро скоро, надо спешить... вонища по всему полю... Ты не представляешь, какая там была вонища... Мы с нашей стороны шаримся, а они, ихние ребята...
Прибежала хозяйка, родная тетка Суни, это ей Суня кровной племянницей приходилась, а не трактирщику, ее мужу. Быстро и ловко сняла мерку, сунула Лину леденец и убежала.
– Зиэль, а Зиэль? Отпусти меня с ними в город, а?
– С кем это – с ними?
– С Тошей и с Суней. Они в город идут, можно я с ними?
– Гм... Рано, пострел, ты меняешь воинское братство на бабьи юбки... Хозяйка!.. Чего стал? Разве я тебя звал? Я сказал ясно и точно: хо-зяй-ка!
Трактирщик Тох ухмыльнулся и сделал шаг в сторону:
– Да вот же она, это я ее загородил.
– Чего изволите, господин Зиэль? Все ваши пожелания будут тотчас же...
– Все – это ближе к ночи, а пока – не возьмете ли с собой в город мальчишку, добрейшая госпожа Тоша? Я бы лично попросил тебя об этом, как почетный постоялец? Корзинки понесет, от грабителей защитит...
– Он корзинки понесет? Его самого впору в корзинку сажать. Ну так я не против. Хотите еще кашки, молодой господин? Как только управитесь, так и пойдем. Тогда я и на вас белье беру, для мыльни.
Лину очень стыдно, что взрослая женщина зовет его на вы, но он покорно кивает: да, хорошо. Кашу он подмел в мгновение ока – и наверх, за Гвоздиком, потому что никто так и не догадался вслух запретить ему это. Вот только ключ... Пришлось дожидаться под дверью, пока Суня не пришла в комнату за бельем для Лина: два полотенца и чистые холщовые подштанники (прощальный подарок Мошки), они ведь в мыльню пойдут!