– ...Я бы и сама с тобою с удовольствием посидела, чем давиться в этой толпе, да тетушку жалко. Еще всякие дураки схватить или шлепнуть норовят, знаешь как неприятно...
– То-то ты каждый раз сияешь медным казанком, да хихикаешь, да перемигиваешься с каждым молодым прохвостом, кто поодаль тереться начинает...
– Тетушка!..
– Вот тебе и тетушка. Ой, да разве же я тебя ругаю... Дело-то молодое. Ведь я со своим тоже тут же на базаре и познакомилась... Я ему говорю: что ты хваталки свои жирные распускаешь, сейчас отшибу! А он – да я споткнулся! Он споткнулся... Угу... Эй! А почему два? Всегда один была цена, всем известная!.. Так он же у него на руках... Нет, милый, вот что: за мальчика один большой, а за щеночка – один малый, и не спорь. Да, не спорь, а то я сейчас до самого Лимы доберусь, чтобы он тебе этот медяк, снявши тебе портки... То-то же. Лин, мерка при мне, пожелай нам удачи в покупках, и мы пошли, постараемся недолго. Эй, привратник удалой, нос морковкой! На еще малый медяк, дай леденец. Кушай, молодой господин, мы скоро.
Что поделаешь, ждать – значит ждать. Хотя обидно. В дворике кроме Лина было еще несколько детей, примерно, как пальцев на обеих руках, но точнее Лин сосчитать не умел. Мусиль и Мошка обещали со временем научить... Зиэль тоже умеет считать и писать, но и Зиэль вот-вот из его жизни... Лин заморгал, пришлось вздохнуть поглубже, раз и другой, чуть не подавился. На лавке рядом оказалась девчонка, одних с Лином лет, потому, видать, и подсела, что остальные либо малышня, либо родственники, братья-сестры, которые друг с другом общаются...
– А ты не местный, да?
– С чего ты взяла?
– Светленький! – Девчонка захихикала и поправила чепчик, запихнула под него кудрявую прядку.
Действительно: все вокруг были темноволосы, даже Зиэль, один только Лин русый, и кожа у него не такая смуглая, как у окружающих... Надо же, а раньше он никогда о таком не задумывался... Лин почесал затылок под шапкой и решил, что нет смысла сердиться, не на что ведь.
– Да. С побережья пришел, с запада. – Помолчал и добавил зачем-то: – Пять дней пути.
– А с побережья – это с морского или речного? Или озерного?
– С морского.
– Ух ты! С настоящего большого морского побережья? И чаек видел?
Лин усмехнулся и покрутил головой:
– И чаек, и акул, и длинношеев. И в шторм попадал, правда, только на берегу.
– Ужас! А что такое шторм?
– Шторм – это когда ветрина деревья и папоротники ломает, а волны – вот как этот дом высотой.
– Врешь! Ой, то есть, не может быть, чтобы такие волны были. У нас на Удачке таких не бывает.
– У вас на Удачке... А у нас бывают. Даже когда вообще ветра нет и яркое солнце – все равно на море маленькие волны, но они, маленькие, больше, чем ваши большие.
– А море правда разного цвета? – девчонка спросила и даже съежилась слегка, словно опасаясь, что Лин опять посмеется над ее глупостью...
Но Лин отнесся к вопросу со всей серьезностью и даже прикрыл глаза, чтобы припомнить поярче:
– Ты знаешь, да. Точно: оно и синее бывает, и зеленое, и такое... вот как у тебя браслетик.
– Бирюзовое?
– Да, бирюзовое. И серым бывает. Когда как.
– Ты и плавать в море умеешь?
– Ну да. Только лучше плавать там, где нет акул и длинношеев, не то сожрут.
– Как я мечтаю увидеть море! Хотя бы разочек, хотя бы одним глазком, так мечтаю! А ты видел и жил.
– Да, много лет. Тебя как звать? Меня – Лин.
– А меня – Уфина, – девочка привстала со скамейки и присела в заученном поклоне.
Лин решил не вставать, да и не знал он – как ему отвечать по местному обычаю.
Гвалт стоял на базарной площади, кричали продавцы, ржали кони, дудели какие-то трубы... И этот немыслимый шум послужил своеобразной завесой двум детям, которые едва познакомившись, почувствовали друг к другу внезапную симпатию и доверие. Да, такое случается в подлунном мире, и не только на заре жизни
– А почему уехал? И где ты сейчас живешь?
– Я? Я... это... Мне пришлось бежать, потому что меня нафы съесть хотели.
– Нафы??? Боги! А за что? А ты?..
– Ни за что, за то, что мне выпал жребий: попасть им в дань, вот и все.
– А как ты от них убежал? – Лин взялся было рассказывать и осекся... Хотя... Зиэль не запрещал ему об этом говорить, это точно... Да и откуда он узнает?..
– Так и убежал. Не убежал, а ушел наутро. Нас той ночью двое было: у меня нож, у Зиэля меч. Хвала богам, что меч у него был заговоренный, не то оба пропали бы. Зиэль – это воин, черная рубашка, на коне. Это мой друг, он взрослый и согласился помочь мне добраться до Шихана. Думаю в гладиаторскую школу пойти.
– Ах! Ну вот почему все мужчины такие отважные! – Уфина по-взрослому всплеснула смуглыми ручками и ударила себя по юбкам. – А мне всю жизнь о рукоделье да кастрюлях думать! Ты вот этим ножом против них бился? Против самих нафов!
Румянец густо залил щеки и уши Лина, аж лоб и затылок вспотели. Он помнил тот ужас ночной и ту смертную тоску, когда он сидел возле очага, ждал утра и слушал покаянные рыдания Мусиля... Какой же из него храбрец, когда он был до самого донышка напуган... раздавлен и потерян... Стыдно-то как... Она о нем вон что думает, а он...
Гвоздик под лавкой зашевелился и растерянно захныкал: хозяину плохо, но не понять, почему ему плохо... Это не страх, и не голод, и не злость...
Лин воспользовался предлогом и с облегчением нырнул головой под лавку:
– Гвоздик, ты чего?.. Не плачь, маленький, все хорошо.
– А кто у тебя там? – Лин скосил взор: маленькая голова в зеленом чепчике тут как тут.
– Гвоздик. Это мой щенок охи-охи. Я его, можно сказать, от тургуна спас. – Лин брякнул и тотчас, словно эхо, услышал собственные слова, и обмер, осознав сказанное: ну все, лечь на землю и сгореть алым пламенем! Не Лин, а герой Аламаган, сиятельный и богоравный!.. Вот что у него за язык! Помело, а не язык! Правильно на него Зиэль ругался.
– Ааах... Лин... Ты... я тебя обожаю... – Лин опять скосился: нет, в глазах у девчонки ни тени насмешки и недоверия, только восхищение... А это, оказывается, приятно... Еще никто никогда в его жизни им не восхищался, разве что Гвоздик перед обедом, когда видел плошку с едой в руках у Лина.
– А можно я его поглажу?
– Гм... – Лин приподнял брови и поразмыслил второпях... – Это... погоди... Гвоздик! Гвоздик, посмотри, это Уфина. Уфина хорошая, Уфина очень хорошая, она наш друг, она хочет тебя погладить... Она тебя погладит... веди себя хорошо... Давай, только осторожно, все-таки он охи-охи...
Гвоздик с сомнением повел ушками, зарычал тоненько, выпустив наружу все имеющиеся у него клыки и коготочки, чешуйки встали дыбом по всему загривку, но спорить с хозяином не стал и даже завалился на бок, подставив круглое щенячье пузо: ладно, чешите, мол... Дети взялись в две руки поглаживать да почесывать...
– Все, Фи... уснул... пусть поспит. Ты первая после меня, кому он это позволил. Значит, ты действительно хорошая.
– А ты еще лучше. Ты не дворянин?
– Я?.. Н-нет, наверное... Но я свободный.
– И я простая горожанка... – Уфина горько вздохнула... – Если бы я была графиня – ты бы в меня влюбился?