Гвоздику было страшно: за свою короткую жизнь ему уже доводилось драться с птерами и шакалами, один раз, на позапрошлой охоте, он даже одолел волка, но тогда рядом были вожаки: Снег и Лин, а теперь он один, один... А друг и хозяин не идет на помощь... с ним что-то не то, он тоже в беде... О, какая сильная и быстрая эта гадина...
Челюсти щуры способны разгрызть и камень, что ей шкура простого зверя? Даже если это охи-охи... Израненный Гвоздик продолжал нападать на щуру, весь исполненный хитрости и отваги, но силы его постепенно таяли, а щура и не думала отступать. Второй оставшийся глаз она берегла как следует, не подобраться, шея, хвост и лапы у нее кровоточат, но это пустяки, стоит лишь вернуться в подземелье и все затянется без следа... надо спешить... рассвет скоро... ненавистный рассвет...
Гвоздик был в отчаянии: чудовище сильно по-прежнему, хозяин болен, не дозваться, главного вожака нет... а он, Гвоздик... он умирает...
Что-то отчаянное и страшное пробилось сквозь прежние кошмары, наведенные магией щуры, плеснуло горячим – глубоко, в самую грудь – и Лин проснулся. Его тошнило, его била сильная дрожь, в глазах тьма, на горле обруч... Надо что-то... что... Гвоздик в беде!!! Лин подскочил на постели, рука первым делом цапнула нож, и вслепую, наощупь, побежал туда, откуда исходила причина сердечной боли... Какой-то непонятный шевелящийся клубок... Откуда этот жуткий взгляд, чей это глаз?.. Лин сначала метнул нож, а потом уже испугался... Нож исправно ткнулся жалом, куда было велено, и отскочил с испуганным звоном вглубь пещеры. Лин остался безоружным, но это его не остановило: он как был, в одной рубахе, прыгнул сверху на этот клубок и сплетенными в кривую щепоть пальцами правой руки ткнул в чью-то огромную оскаленную пасть... По животу, по руке, по ногам стеганула жгучая боль!.. Но выученное недавно заклинание подействовало: от крика неведомого чудовища заложило уши, а клубок распался надвое: непонятная тварь отлетела на три шага, Гвоздик остался неподвижен. Лин осел рядом, ноги не хотели и не могли его держать. Оба они, Лин и Гвоздик лежали в какой-то странной теплой луже... Гвоздик лежал смирно и тихо-тихо стонал... Ох-х, ох-х...
Вдруг щура заметила единственным оком, что в щель между полом и входной дверью, начало затекать что-то липкое, мерзкое и неостановимое, обжигающее... рассвет... Надо бежать, бежать, бежать... Но сначала убить того, за кем она была послана... тем более, что он совсем рядом... Оглушенная страшным магическим ударом, щура кое-как опомнилась, перевернулась на истерзанный живот и медленно поползла на сладкий пульсирующий зов чужой жизни...
Она ползла, а Лин этого не видел, не замечал... Лин ничего не видел, кроме страшных зияющих ран на груди и боках Гвоздика, на лапах, на голове, на горле... Лин обнял Гвоздика и, не способный вспомнить ни одного подходящего заклятья, только прижимал его к себе и шептал: живи, Гвоздик, живи, ну пожалуйста, живи... Гвоздик отозвался на его мысли, но как-то вяло, словно бы в полусне... Да... да... хозяин... о-охх... о-о-охх... мне уже не больно... И Лин с ужасом почувствовал, понял, постиг, что вот-вот уже – и все, он перестанет слышать мысли своего друга... Гвоздик уходил от него навсегда, в страну, из которой никто и никогда не возвращался наяву, а только во сне... да еще в воспоминаниях... Люди иногда становятся призраками, а зверю и этого не дано...
– Гвоздик, живи!!! Гвоздик, не умирай, пожалуйста!.. – Лин заплакал в голос, всю силу, что еще оставалась в нем, он вложил в мольбу: живи...
Щура приготовилась выполнить то, за чем была послана, но вдруг иной приказ богини Уманы, резкий и мощный, перекрывающий боль, ярость, не терпящий никаких возражений, заставил щуру отступить и бежать, превозмогая боль и слабость, к выходу, туда, откуда она проникла в пещеру, к горному ручью...
Почти в ту же секунду дверь открылась настежь, засовы оказались сорваны от магического удара, и в пещеру ввалился запыхавшийся, встревоженный Снег.
Из ладоней его хлестнули молнии, заполнили трепещущим светом зал, обежали потолки и стены... Глаза следовали за молниями, не упуская ничего. Пусто. Лишь после этого Снег прыгнул туда, где лежали в обнимку два окровавленных тела: Лин и Гвоздик...
– Ну.. Что называется... вовремя успел! Вот и оставляй вас одних после этого. Можешь говорить? Видишь меня? Эй, Лин?..
Лин понял одновременно несколько важных истин: он жив, он в постели, Снег рядом стоит...
– Гвоздик...
– Само собой. Жив. Гвоздик твой – еще счастливее тебя оказался. Как он выжил – я не представляю: такое чудо – до этого дня я был просто уверен – даже охи-охи не под силу. Слышишь меня? Жив он. И ты жив, со вчерашнего утра спишь.
– Слышу... – И счастливый Лин опять провалился в забытье на целые сутки.
Еще через два дня Лин, с разрешения Снега, уже мог самостоятельно передвигаться по пещере; он немедленно воспользовался этим, чтобы лично ухаживать за Гвоздиком. Основные повреждения у Лина Снег убрал магией, предоставив мелкие и неопасные организму Лина, чтобы тот сам их залечивал, жизненные силы упражнял. То же касалось и Гвоздика, но у охи-охи заживление шло еще стремительнее, если учесть величину и количество полученных им ран и повреждений. Мотона перебралась на эти дни в пещеру, хлопоча по хозяйству с удвоенной энергией, но спать себе стелила отдельно от Снега – так он повелел почему-то на эти дни.
Снег был очень задумчив, очень отстранен: все, что требовалось от него как от лекаря, он делал истово, но в остальном – ходил без устали по пещере, по дворам, о чем-то усиленно думал, забывая о сне и пище...
Наконец, на середине пятого дня, он услал Мотону в лес, чтобы не слышала ей ненужное, а сам соизволил объяснить Лину кое-что из происшедшего.
– Рот старайся не разевать лишний раз, но спрашивать можешь. Это была щура. Та еще тварь, с волшебством, очень опасная. Я в первый же день, когда сбил угрозу смерти вам обоим, сразу же пошел по следу. И выяснил, кроме всего прочего, что дверь между жильем и отхожим местом ты закрыл неплотно, не притянул за собой как следует, порушив защитное заклятье... Бывает с каждым, но наперед сделай правильные выводы. Щуру я проследил почти до самых подземных пещер, где она благополучно и подохла, ста локтей до норы не доползя... Гвоздик ее разделал – будь здоров, брюхо лентами... И, как я понял, ты ей чего-то добавил, морду повредил...
– Я ее заклятием грозы!
– Молодец. Даже заползи она в нору, скройся хоть за четыре горы – я все равно определил бы, что это щура. А щура ни за что не поползет неизвестно куда и неизвестно зачем, если ее не заставят. А заставить ее никто не может, кроме... Сам понимаешь.
Лин в ответ помотал головой, он действительно не знал и до этого дня ничего не слышал ни про какую щуру.
– Не знаешь? – тогда чуть позже скажу, потерпи. С тобой же – все немножко иначе... и странно мне. Дело в том, что кроме двух трех малозначащих синяков и царапин, повреждений в тебе нет, но от смерти ты был не дальше Гвоздика... Смотри-ка, будто что-то понимает... Куда пополз, мумия? Лежать!
Гвоздик, все еще слабый и мягкий, как слепой котенок, весь, от ушей до хвоста перевязанный в тряпки, послушно притих на свой кошме, прижал уши, но хвост его уже пытался стоять вертикально... Нет, опять упал...
– А можно я с ним рядом посижу? Оттуда мне все слышно будет, он же сейчас тихий?
– Гм... Погоди. К чему я веду. Ты потому чуть жив валялся, что из тебя жизненную силу словно бы выпили. И... не Гвоздик ли это сделал?..
– Нет!. Не он! Нет, не он, честно! – Лин побледнел, но продолжал держать пристальный взгляд Снега...