***
Под Новый год мобильная сеть зависла. Послания Анастасии Петровны затерялись в праздничном обилии, как «счастливая пуговица» в вишнёвом торте. Только под Рождество система направила «пуговицу» по указанным на ней адресам.
В предрождественскую ночь Виктор под страхом потерять свой бизнес вознёсся над Атлантикой, чтобы через одиннадцать часов долететь до Москвы.
В тот момент, когда Виктор по привычке напрягся, ожидая удара шасси о родную землю в Шереметьево, в недостроенном загородном доме под Михнево Катя толкнула спящего рядом на раскладушке мужа и протянула Алкиду звенящий планшет.
В аэропорту Виктор, к огромному удивлению бородатого кавказца, никак не прореагировал на заявленную безумную цену, а молча протянул требуемую сумму.
В это время дядя Фёдор метался по дачному посёлку в поисках хоть кого-нибудь, кто согласится подвезти его в город. В такое время и в такую погоду на такое согласился только безумный Макс, местный «дурачок» и владелец довоенного Урала с коляской.
Павел не спешил. Остановился и отдал честь гранитному профилю деда. Мимо, отчаянно сигналя, промчался «Урал» с дядей Фёдором в коляске. Павел поймал на себе его безумный и на удивление трезвый взгляд и ускорил шаг.
Он был уверен, что пришедшая час назад SMSка – чья-то злая шутка, но почувствовал шевеление волос на голове, когда к подъезду подлетела «скорая». Он облегчённо вздохнул – из машины вышли пройдошистый Алкид и Катя. Ещё ему показалось, что в проёме двери мелькнула спина отца.
Павел успел последним заскочить в лифт.
– Жми, – крикнул Виктор.
– Этаж забыл, – Фёдор, близоруко приблизил лицо к панели.
– Чёрт! Придурок. Тебе говорят – жми! – возбудился Алкид.
– Да куда жать-то, – возмутился Фёдор.
– Восьмой, – спокойно и весело сказал Павел.
Лифт тронулся.
– Здравствуй, папа.
– Сынок! И ты здесь?
Похоже, отец действительно только что его приметил.
Двери открылись.
Фёдор первый оказался у двери и потянулся к звонку.
– Ты кому звонить собрался, идиот! – крикнул Алкид.
Все замерли, вдруг осознав ужас и нелепость происходящего.
Первым очнулся Алкид.
– Ключ!?
– Посмотри под ковриком.
– Нету! Обманула, старуха!
– Что делать, что делать?
Дядя Фёдор снова метнулся к двери. Но перед ним в позе распятого апостола возник Алкид.
– Сказано, кто первый войдёт…
– Да, да, товарищи, – сказал Фёдор. – Есть только один способ. Павел подтверди.
Павел удивлённо поднял брови.
– Да не морочьте нам голову! – вскипел Алкид.
– Дядя Фёдор, – сказала Катя, – успокойтесь. Так что вы предлагаете?
– Да, да. В общем, дверь на замке. Но если мы все вместе, разом, только все разом, как один, одновременно… – он сделал паузу и неожиданно закончил, – тогда всем поровну.
Сейчас он был похож на потную мышь.
– Надо подумать, – сказал отец.
– А чего тут думать! – пророкотал откуда-то сверху мощный бас. Позади откуда не возьмись образовался огромный белобрысый верзила.
– Макс, – сказал дядя Фёдор, – а ты что здесь делаешь?
Готовый взорваться от непонимания и злости Павел громко расхохотался. «Узнать бы, кто же всё-таки нас разыграл?»
Через секунду с этой мыслью Павел в плотном клубке вместе с дядей, отцом и Алкидом от мощного толчка Макса летел через неожиданно легко распахнувшуюся дверь.
В гостиной все застыли в изумлении, открыв рты. На полу, под картиной Модильяни в очень похожей позе, но в платье в горошек, но с большим животом, но светловолосая и такая же красивая, спала девушка.
– Ничего не понимаю, – тихо, чтобы не разбудить девушку, сказал отец, почему-то обращаясь к Павлу, – это кто?
– Это…? – Павел смущённо улыбнулся. – Это Мила, моя жена.
– А где бабуля?
Людмила проснулась.
Москва, 2018
Мамочка Ряба или казус Шторца
(рассказ)
Памятный неожиданный и сладкий итог праздничного выездного партхозактива Центрального НИИ химии и механики: ведомственный дом отдыха в Михнево, четыре часа утра, на растерзанной кровати сидит молодой парень без трусов, светловолосый, голубые глаза, веснушки по всему лицу и рукам, рыжий волос, узкие плечи, хилый животик полоской вылезает из под короткой маечки, худые белые ноги смешно рыскают по холодному полу в поисках тапочек.
«Я могла бы его двумя пальцами – как спичку, а вот подишь ты – умаял, всю ночь не давал заснуть. Сладко-то как! Но… Ему двадцать три, а мне – сорок пять. Он молодой специалист, комсорг отдела, а я – секретарь парткома. Это же совращение молодого поколения, да ещё в сильно нетрезвом виде, – это же выговор с занесением (в лучшем случае!), а то и прокуратура!