Выбрать главу

– Вот твои тапочки, не забудь надеть брюки! Пока все спят – брысь отсюда. И никому… Ты понял? И не надо меня хватать. Ну и что, что в первый раз! Забудь. Ничего не было.

Ушёл. А теперь забыть, забыть всё срочно!

А как забыть, когда чуть ли не каждый день в институтских коридорах встречаемся. Вот угораздило!

Остаётся одно – заявление об уходе. В горкоме партии есть место старшего инструктора.

***

После той ночи прошёл год, но когда она наткнулась на фамилию Котёнкин в списке тех, кого райком партии должен был сегодня принимать в КПСС, эта картина во всей красе выскочила как чёрт из табакерки из мрачных глубин подсознания. И когда! – в долгожданный первый день её назначения на должность первого секретаря Красногвардейского райкома партии.

Алла Афанасьевна Низова немного расслабилась, когда в зал заседания вошёл и застыл в конце длинного стола по стойке смирно высокий, широкоплечий гигант. Светлый в полоску костюм индпошива, роговые очки с затемнёнными стёклами, небольшая опрятная бородка, высокий лоб, короткая стрижка светлых волос, – это всё, что смогла рассмотреть в далёком полумраке сквозь ленинский прищур страдавшая близорукостью Алла Афанасьевна.

Она облегчённо вздохнула, освобождаясь от не прошенного наваждения, чуть повела плечами: мало ли Шторцев проживает в стране, пусть даже Бронеславов.

Кто-то из членов президиума попросил у парня документы, которые тот придерживал в папочке под мышкой. Но он будто не заметил протянутую руку, молча обошёл стол и подал папку лично первому секретарю. Вместе с папкой перед глазами Аллы Афанасьевны возникло покрытое веснушками и редким рыжим волосом запястье.

Она вздрогнула, почувствовав лёгкий запах озона.

***

Что это?! Юноша последний раз со стоном вздрагивает и замирает на мне, уткнувшись носом в шею; с трудом расцепляю его руки и скидываю с себя; он застывает на краю кровати спиной ко мне, по плечам, с одного на другое, перекатывается небольшой, с китайский теннисный мячик, голубой шарик, шарик этот светится таким нехорошим голубым светом, и рыжие волоски этого молодчика так и тянутся к нему; те волоски, что касаются шарика, тут же сворачиваются в спиральки, будто чем опалённые; парень сидит и как бы не замечает, что с ним происходит, потом вдруг ловко так хватает этот шарик, кладёт на ладонь, поворачивается и дует в мою сторону, шарик застывает в воздухе прямо перед моим носом, и я замечаю, что поверхность у него прозрачная, в внутри бегают нехорошие серебристые змейки, слышно, как они там внутри шепчутся, переплетаясь, у меня глаза до боли в точку сходятся, а шарик стоит, не шелохнется, и всё это время мне, Алле Афанасьевне Низовой, первому секретарю парткома центрального института отрасли какой-то щенок втолковывает, что я обязана принять его в нашу родную коммунистическую партию, иначе ему не стать кандидатом наук и начальником лаборатории; я не выдерживаю, открываю рот и хочу крикнуть всё, что я думаю об этой сволочи, но он вдруг прикладывает палец к губам, берёт этот шарик двумя пальцами и дует на него в сторону открытого окна, через секунду, раздаётся страшный такой, сухой, противный, вот как пальцы хрустят, но в тысячи раз громче, треск и гипсовая статуя девушки с веслом – гордость известного на весь район скульптора, члена Союза художников, между прочим, – разлетается вдребезги.

Всё это время вынужденной ссылки в горкоме она не могла объяснить себе, почему так резко прервала свою карьеру секретаря парткома, позорно бежала, испытывая жуткий страх. По большому счёту секс с молодым специалистом не аргумент для шантажа. Его слово против её авторитета ничего не стоило. И вот он ключ – та часть воспоминаний, подавленная чужой волей, загнанная в подсознание, которая начисто вылетела из памяти, оставив только жалкую сцену расставания. Тогда, год назад, даже развалины девушки с веслом, обнаруженные поутру, не дали этого ключа. Успевшие опохмелиться товарищи по партхозактиву убедили её и себя, что переборщили ночью с пиротехникой, запуская в небо фейерверки.

И вот теперь он стоит перед ней, победно ухмыляется: добился своего! В личном деле всё чисто. Родился, вырос, школа, институт, красный дипломом, младший, старший инженер, научный сотрудник. Диссертация – кандидатская, а завтра… докторская? Прохвост электрический! Нет, таким не место в партии. Но товарищи проголосуют «за» – зуб на холодец. Надо что-то делать. Найти повод отказать. Ага, товарищи коммунисты, он Шторц – очень подозрительная фамилия. И что это за имя такое – Бронислав?