– В роду иностранцы имеются? – задала вопрос Алла Афанасьевна и парень перестал улыбаться.
***
Схватки следовали одна за другой, с перерывом на вдох-выдох. И вдруг всё кончилось. "Ух ты, как, оказывается, легко рожать-то" – подумала мама и через несколько секунд ощутила себя необычайно свободной и какой-то воздушной. Однако осознание того, что это преждевременные роды, пришло к ней ещё между схватками, и она сразу начала молить небеса, чтобы всё получилось не так уж страшно.
Теперь, в состоянии эйфории, ей стало даже интересно посмотреть, что там и как… Мама схватила с кресла попонку и вытерла лицо, затем медленно опустила руку между ног. Ощутила что-то округлое, тёплое и влажное, оно всё еще лежало там и молчало (ведь оно должно кричать, или его шлёпают по попке, чтобы закричало!?).
Осторожно перенесла ноги в сторону, встала на колени. С экрана телевизора на неё задумчиво смотрел штандартер фюрер СС Штирлиц. Только что он узнал: радистка Кэт родила девочку, но прокололась при родах, запричитав по-русски.
Единственный источник света в комнате высветил в центре тёмного от влаги пятна на ковре что-то похожее на яйцо. Оболочка светло-коричневого цвета с крапинками покрыта кое-где пузырьками слизи. Оно не подавало признаков жизни. Мама закрыла глаза, энергично потрясла головой, затем вновь открыла. Яйцо продолжало лежать, не подавая признаков жизни. Мама наклонилась и прижалась ухом к плоду. Если что-то и было слышно, так это её собственное дыхание. Оттуда… не исходило ни звука. За окном и в комнате было уже темно, и мама осторожно взяла плод и приблизила его к экрану телевизора.
Именно тогда мама в первый раз сказала: «Ты родился зря». И вдруг стало совсем черно, и наступила тишина: погас торшер, экран телевизора стал чёрным, а муж всхрапнул и повернулся на другой бок лицом к спинке дивана. «Что это? Как же…» – мама в панике заметалась по комнате, но бросив взгляд в окно, немного успокоилась: в соседнем доме не горело ни одного окна. Такое бывает, когда на подстанции случается авария, вот оно и случилось в очередной и самый неподходящий момент.
«А почему неподходящий?!» – мелькнуло в голове у мамы. Решение пришло само собой. Она завернула «это» в платок, заколола булавкой, осторожно положила на тумбочку и, пока надевала пальто, следила, чтобы яичко не скатилось.
Вышла из подъезда, быстро пересекла дорогу и прошла вдоль ограды Коломенского музея, затем свернула в заброшенный сад и оказалась над краем оврага. Где-то там впереди была неофициальная свалка, куда местные жители и вездесущие строители сбрасывали всякий мусор.
Мама приняла решение и это придавало ей силы. Свёрток лежал в сумке, и редко встречающиеся прохожие не смогли бы определить, что там. Перед самым подходом к свалке, который обозначился белеющими в темноте обрывками бумаги, развороченными картонными коробками, за ней увязался какой-то тёмный тип, но и он растворился в темноте, когда она подошла к краю оврага.
Плод, завёрнутый в мамин платок, выскользнул из рук, описал короткую параболу и скатился в овраг по подушке из бумаги, щепы, остатков и останков чего-то или кого-то. В самом конце он немного задержался, зацепившись за рогатину корня чахлой берёзки, и затем соскользнул и плюхнулся в тёплую вонючую лужу.
«Ты родился зря…»: твердила она эти слова по дороге обратно сквозь горькие и жалобные рыдания, прижимая к ещё надутому но уже полому животу опустевшую сумку.
Маму звали Мила Шторц, в девичестве – Шурыгина, и сегодня ей исполнилось тридцать, и сегодня ночью она могла стать мамой. У Милы были красивые каштановые волосы, аккуратная спортивная фигура, длинные и стройные ноги, особенностью которых были «улыбающиеся» круглые коленки. Именно в них с первого взгляда влюбился её будущий муж Илья Шторц. Сейчас он с заботливо помогал ей накинуть пальто, стараясь не задеть выпирающий живот жены.
– А где вторая? – спросил он.
– Что?
– Серёжка.
– Наверное ночью соскочила и лежит где-то в кровати. Ладно, времени нет, и так сойдёт, – Мила вынула из уха осиротевшую серёжку, повернулась и поцеловала сухим губами мужа в щёку, стараясь избегать его взгляда. – Ты не обиделся?
***
Сразу после свадьбы Илью направили в качестве специалиста на ликвидацию последствий аварии на Чернобольской АЭС. Вернулся через месяц и сразу попал в спецклинику Минатома. Мила молча выслушала приговор доктора: детей у них не будет никогда. Приехала мама Милы и со скандалом забрала дочь к себе. Прощаясь, Илья не сказал ни слова, только поцеловал её влажные от слёз глаза.
Месяца через три Мила решилась заехать в их квартиру, чтобы забрать свои вещи, но встретила там только мать Ильи Матрёну Ивановну. От неё она узнала, что сын уволился с кафедры МИФИ, где они с Милой познакомились, съехал с квартиры и поселился в деревне у родителей. Собственно свекровь и заехала, чтобы забрать тёплые вещи Ильи.