Только через год они «случайно» встретились на встрече одноклассников Ильи, куда её пригласила «заботливая» подруга. В тот день они снова оказались одни в своей квартире.
С этого дня в их отношениях появилась некая хрустальная хрупкость и чистота. Поначалу в постели не очень получалось, но они, особенно Мила, старались перевести неудачные моменты в шутку, а удачные старались растягивать до бесконечности ласковыми прикосновениями и словами.
Они старались и у них получилось!
***
Мила тяжело вздохнула. За завтраком она настояла, чтобы день рождения отметить у родителей мужа. Всю ночь и с утра в голове пульсировала страшная мысль, что она поступила поспешно, не по-матерински, жутко глупо. Теперь, как преступника, её тянуло к месту преступления – оврагу, но одна она идти боялась. Хорошо, что нашёлся повод.
Родители Ильи жили в деревне Диковка. Несмотря на то, что деревня стояла прямо в городе, – рядом Коломенский музей, через дорогу новостройки, дальше по краю оврага – МИФИ, – о её существовании часто не знали даже жители окрестных домов. От проспекта Андропова её отделял небольшой пригорок, после которого земля круто уходила в низину к оврагу, так что даже с последнего этажа многоэтажки, где жили дочка с мужем, сквозь ветви старых яблонь можно было различить только печные трубы.
Под утро погода успокоилась. Ветер стих, облака приостановили свой быстрый бег над крышами сереньких деревенских домиков. Матрёна Степановна Шторц, доцент кафедры МИФИ, толкнула оконную раму и растворила окно. Вдохнула полной грудью свежий воздух, пришедший с реки. Она чувствовала себя прекрасно в этот ранний час: на работу идти не надо – суббота.
Потихоньку, чтобы не разбудить мужа, оделась, вставила ноги в резиновые боты, взяла большую пластиковую сумку и вышла из дому. Она повернулась к «альма-матер» спиной и бойко двинулась в сторону оврага. С недавних пор, как началась «перестройка» и перестали регулярно платить зарплату, она занялась бизнесом – находила на свалке более-менее годные вещи, латала их с помощью старой швейной машинки и продавала на барахолке возле метро. Дочь с зятем ничего не знали о её промысле.
Таких как она в деревне было несколько бизнесменов – конкуренция! Поэтому поднялась бабка Матрёна пораньше. Через несколько минут по нахоженным тропкам-дорожкам она оказалась на дне оврага. Через полчаса сумка наполнилась и Матрёна уже собиралась подниматься наверх, как что-то ей подсказало заглянуть под корень берёзки с нависшим на нём комом земли с травой и не зря: прямо под корнем светился и играл на солнце красивый цветастый платок, в который что-то было завёрнуто.
Она попробовала расстегнуть булавку, стягивавшую края платка, но уставшие и застывшие от утренней прохлады пальцы не слушались. Свёрток был не очень тяжёлый, поэтому Матрёна Степановна решила отнести его домой, как есть, а там посмотреть, что внутри. На всякий случай, чтобы уж явную гадость в дом не тащить, только приоткрыла незакреплённый краешек, брезгливо понюхала через тёмную дырочку, но ничего не почувствовала.
В доме она тихо прокралась на кухню и положила находку на ещё сохранившую тепло печь, чтобы муж не заметил. Дед Матвей, орденоносец Великой отечественной, не одобрял её деятельности. Он объявил нынешнего генсека оппортунистом, предал сталинской анафеме «перестройку» и причислил Матрёну и её товарок к клевретам международного империализма.
Матрёна разожгла в печи огонь и поставила на плиту котелок с кашей.
Дед Матвей сел за стол и потребовал самогону.
– С утра? Ты сдурел старый! – воскликнула Матрёна.
Дед усмехнулся, встал и сам достал из шкафа заветный щтоф.
– А сегодня день какой, знаешь? – ухмыльнулся он.
Матрёна всплеснула руками. За своим приключением она и забыла про день рождения любимой снохи. «Господи! И подарок не купили!» И тут же подумала про свою находку – платок-то хорош!… постирать, и как раз сгодится.
Дед наблюдал, как она таинственно улыбаясь, подошла к печи, забралась на табурет и достала…
…Матрёна Степановна развернула платок.
– Ишь ты! И что же это такое? Не звучит, не пахнет.
Дед протянул руку к предмету, похожему на яйцо размером в полторы ладони, и тут же её отдёрнул. Яйцо шевельнулось… или показалось?
– Стоп. Матрёна, ничего не трогай.