Уже на третьей неделе беременности этой гражданки врач-гинеколог понял, что имеет дело с аномальным развитием плода, очень похожим на изучаемый им природный казус. Учёный в Якове Давыдовиче возликовал.
Но случилось так, что именно в этот момент «за ним пришли».
Три года он крепился на зоне, но не выдержал полного отсутствия в меню хоть чего-нибудь кошерного и решил продать свою тайну государству за свободу. Но вполуха выслушавший его похмельного вида начзоны вместо ОДО отправил заключённого номер 666 в психушку. Оттуда Яков Давыдович через месяц вышел на волю обыкновенным советским врачом, напрочь лишённым своих завиральных идей.
Но за три дня до получившего неожиданный оборот заседания президиума Красногвардейского райкома начальнику Главного оперативного управления КГБ по противодействию оккультизму и шарлатанству полковнику Пржиялковскому почти случайным образом попала на стол записка, препроводившая 20 лет назад некоего гражданина Интралигатора из зоны в сумасшедший дом. В этой записке содержался ответ на главный вопрос, ради которого в чрезвычайной спешке и было создано новое управление, – что за каша заваривается в стране под названием «перестройка» и кто тому виной.
И уже на следующее утро спешащего на работу Интралигатора двое молодцов в штатском выхватили из московской толпы средь бела дня и привезли в особняк номер 49 на Остоженке.
– Это вы сказали, – сходу спросил дрожащего от страха Якова Давыдовича полковник, – что появление в советской среде яйцечеловека может стать, цитирую, «странным аттрактором», то есть точкой вокруг которой внезапно стремительно формируется критическая масса, направляющая хаотичный поток кризисных явлений в совершенно другое русло, этакий переключатель стрелок истории.
– Д… да, – пролепетал Интралигатор.
– И вы его нашли, этого аттрактора?
– Да… Нет… То есть…
– Мне нужны неопровержимые доказательства. Вы понимаете?!
***
Алла Афанасьевна приготовилась было осадить развеселившегося главврача, но замерла с раскрытым ртом: Яков Давыдович вдруг выскочил из-за стола и заметался по залу заседаний громко и возбуждённо бормоча себе под нос:
– Всё складывается как нельзя удачно. И всё-таки мальчик! И каков герой – прямо Геракл. Сам признался, никто тебя за язык не тянул. Теперь не отвертишься. И на деда стоит обратить внимание. Да, но это ничего не доказывает. Где яйцо? Выкинули конечно или спрятали».
– Да прекратите вы мотаться туда-сюда, наконец, – не выдержала Низова. – Товарищ Алов держите его. И вы, товарищи, помогите.
– Доктора! – крикнул кто-то.
Схваченный Яков Давыдович скосил глаз и дёрнулся как скаковая лошадь.
– Никого не надо, я сам доктор. Алла Афанасьевна, извините меня, но долго объяснять. Уж лучше… Можно позвонить от вас?
– Сделайте милость, только успокойтесь, – пожала плечами Низова.
Через секунду из приёмной послышалось:
– Товарищ полковник? Это Интролигатор».
После чего дверь захлопнулась, очевидно, от удара ноги Якова Давыдовича. Через пару минут она снова открылась одновременно со звонком аппарата правительственной связи, заставившим вздрогнуть первого секретаря и членов президиума, сидевших до той поры в напряжённом безмолвном ожидании.
Низова подняла трубку и тут же встала по стойке «смирно».
***
– И кто тебя за язык тянул? – всполошился дед Матвей.
– Ну дед, не сердись. Случайно вырвалось. По её словам получается, что я не такой как они или другие, кого по блату принимают. Вот я и решил им назло всю правду-матку…
– Что же теперь будет. Она же, эта Низова, не на один день в райком пришла. Пропала твоя диссертация!
– А вот и нет…
В комнату вбежала запыхавшаяся Света. Оставшись на квартире у Бронислава она связалась с подругой из протокольного отдела и узнала о решении райкома.
– …всё как в сказке, – продолжила она. – Тебе Броня предстоит делом доказать, что ты достоин носить гордое имя «коммунист».
– Вот это по-нашему, по сталински! – одобрил дед.
– А что за дело-то, – осторожно поинтересовался Бронислав.
***
А дело это уже какой год гвоздём торчало в повестке дня каждого заседания райкома.
В одном из Царицинских прудов берёт начало безымянная речушка. Она, заботливо упакованная в трубы, незаметно пробегает под дорогами, домами и шоссе и выходит наружу в низине у подножья холма, на котором расположился институт Бронислава. Здесь речка, резвясь, расширяет своё русло и замедляет ход. Обогнув холм, она снова ускоряется, втискиваясь в бетонное жерло другой трубы, которая проходит ещё под тремя улицами и доводит стремительную пленницу почти до берега коломенской излучины реки Москвы.