– Это точно. И громко так, – зафиксировал по обыкновению только факт Чапа и не стал его дальше комментировать.
«Так, домой сегодня не пойду» – решил Илья.
Но куда! Куда податься бедненькому ушибленному на голову, внезапно ставшему чревовещателем, парню 15-ти лет?
Перед Ильей возникли круглые голубые глаза матери, её бледные дрожащие губы и вопросы, вопросы, потом упрёки в неуважении и нелюбви, намёки на немедленное увольнение с работы – прощание с Кремлём уже дело решённое, потом звонкая оплеуха и жуткое молчание отца. Не больно и не страшно, но всё очень сжато во времени и от того слишком остро и глубоко.
И в замутнённом сознании как-то трёх-мерно встала картина Красной площади с медленно бредущей от Спасских ворот мамой: в руках платяной узелок с жалкими пожитками, солдатики у входа в мавзолей глядят на неё и сдерживают усмешку, прокручивая в памяти ежедневное мимолётное мелькание её стройных ног и случайные встречи в кремлёвском буфете.
Илья в мгновение пережил эту кошмарную сцену и, пока заглатывал последний бутерброд, принял решение.
– Чапа, деньги есть? Рублей пять.
– Зачем тебе? – Женька от неожиданности даже поперхнулся.
– Да сматываться он собирается, – усмехнулся Чапа. – Что, я не прав?
Чапа не угадывал, он просто поставил себя на место Ильи и другого выхода не увидел.
В школе он был второгодником, а во дворе слыл хулиганом. Для него было обычным делом после очередной проделки спрятаться на время, переждать, пока всё успокоится. Он мог пропадать сутками, не ходить в школу, не появляться во дворе, не звонить друзьям и родителям, а потом, как ни в чём не бывало, проявиться на скамейке перед подъездом классного руководителя, Маргариты Вячеславовны, напугав ее до смерти своими рваными кедами и подбитым глазом.
Первый визит после отлучки был всегда на это место. Индульгенция, полученная от сердобольной Маргариты, безотказно работала на всех уровнях – в семье, у завуча и даже у Александра Ивановича Пахомова – учителя физкультуры.
Но если для Чапы такое решение было простым, то для Ильи оно, во-первых, принималось впервые и, во-вторых, стало сразу каким-то бесповоротным, жёстким. Ведь всё, что ему грозило дома, вот поднимись он сейчас тремя этажами выше, уже случалось не раз, но никогда и мысли не возникало бежать, куда глаза глядят. А тут, на тебе!
По его расчётам, пяти рублей должно было хватить, чтобы добраться до деда с бабкой. Он не собирался уходить навсегда, он уходил, чтобы вернуться, и индульгенция у него будет по-круче чем у Чапы.
В том что он её получит, у Ильи не было сомнений: единственный любимый внук. Дед мог поворчать, но бабушка… У Ильи защекотало в носу от воспоминаний о бабкиных пирогах.
Чапа сходил за деньгами, затем они с Женькой проинструктировали Илью как себя вести на вокзале и в поезде, чтобы тебя не сцапали милиционеры. Женька вызвался снабдить Илью теплым свитером, и они поехали к нему домой.
По дороге купили еще пива и выпили на посошок. Таким образом, Илья сел в электричку на Киевском часов в 8 вечера.
Часа через два Илья сошёл в Балабаново, в автобусе на Боровск он занял место рядом с мотором и заснул. Около полуночи он успел запрыгнуть в последний автобус, который отбывал с центральной городской площади в сторону деревни Крестьянка, где обитали дед и бабка…
***
Илья бывал у деда с бабкой в деревне только в дошкольном возрасте. В его памяти осталась река с каким-то кошачьим именем, небольшое взгорье со стороны русла и дедов дом – широкий, тёмный, низкий.
– Ты, сынок, так и иди вдоль Исьмы, – сказала ему какая-то женщина на автобусной остановке. – Темно уж больно, поди не ошибёшься. Там тропа надавлена широко, не замочишься.
И действительно, прошагав километра два в потёмках, – на это ушло ещё минут сорок – Илья, наконец, увидел и сразу узнал родовое имение.
Огород спускался от дома по откосу к реке и Илья, недолго думая, перемахнул через забор и пошёл напрямик. Света в доме не было. Ещё бы, подумал Илья, времени-то уж сколько. Часов у него не было. На чёрном небе светила луна, что и позволило сделать однозначный вывод – на дворе ночь. Где-то за домом залаяли собаки, и тут парнишка сообразил, что и здесь, у дома, его может поджидать зубастый ночной сторож. Невольно он пригнулся и припустил в обход забора.
Дед Павел почувствовал неладное, еще когда Илья только двинулся от реки к дому. Уж больно подозрительно вдруг все разом завыли и забрехали собаки.
Деревня стояла на отшибе от больших дорог, но наличие рядом излучины Исьмы делало её довольно популярной среди рыбаков, охотников и туристов – байдарочников.