Выбрать главу

Наше поучение не работает. Потому что ребенок при таком стиле общения с ним постоянно чувствует себя ущербным, неправильным. Иногда — просто униженным. И это не стимулирует большинство детей быть правильными. А иногда — вызывает прямой протест, приводит к обратному результату.

И я обращаю твое внимание на то, что мы, действительно, в поучении очень часто переходим на унижающую ребенка интонацию. И не просто унижаем его в процессе поучения, но еще и нагружаем нашими поучениями, перегружаем его ими. Мы читаем им целые лекции о том, какими надо быть, а какими — не быть. Мы читаем им нотации, в которых указываем на их ошибки. Мы их отчитываем. Мы произносим целые проповеди.

И это еще одна особенность того, как родители используют этот метод.

Мы «пережимаем» наше воздействие. Мы как бы «добиваем» ребенка нашими поучениями. Этим грешат многие родители.

— Ты зачем испачкал одежду?… — спрашивает ребенка мама. — Нет, ты мне ответь, ты почему испачкал?… (Сама постановка вопроса уже неправильная — ребенок испачкал одежду не «зачем», не «почему» — он ее просто испачкал. Уже испачкал — и разбираться в этой ситуации можно только с тем, как так получилось, чтобы в следующий раз он был аккуратнее!)

— Нет, ты на меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — продолжает мама. — Ты мне объясни, почему ты такой грязный пришел!..

Ребенок молчит, потому что действительно не может ответить на все эти «почему».

— Я не слышу твоих ответов! — непримиримо произносит мама.

Ей все еще мало. Она хочет, чтобы ребенка «проняло». Но его давно уже «проняло». «Проняло» еще в ту минуту, когда он увидел, что испачкался. Когда услышал первую грозную фразу. Но маме все еще мало «педагогического» эффекта.

— Ты что, думаешь, ты будешь пачкать, а я буду стирать? Как ты хорошо устроился! У тебя совесть есть?…

На ее интонацию, даже ненависть в голосе — уже опущена голова, ребенок уже почти не дышит, он уже давно все понял, он уже сто раз внутри раскаялся, он уже готов, что называется, под землю провалиться от стыда. Но мама не унимается.

— И сколько это будет продолжаться? Ты собираешься и дальше ходить грязным? Ты так и будешь пачкать одежду? Не слышу ответа! — опять грозно говорит мама. Говорит все это, как врагу, забывая, что перед ней — ее ребенок, который всего-навсего в игре на улице испачкал одежду.

Мы унижаем детей, это нужно признать, и не просто унижаем, иногда — просто «размазываем» за какие-то их провинности, которые, как правило, не стоят такого бурного и «тщательного» реагирования. И именно поэтому поучение так часто дает обратный эффект. Мы учим, учим ребенка, воспитываем его, воспитываем, а он — не улучшается, а даже ухудшается.

Этот метод — наше взаимодействие с ребенком, наша поддержка его в познании окружающего мира, самого себя, своих поступков — мог бы быть прекрасным методом воспитания, если бы нас не «заносило» в значимость, если бы мы видели перед собой равного себе, хорошего и уважаемого нами человека. Тогда нам не нужно было бы менять интонацию разговора о луже, которая появилась потому, что прошел дождик, на недовольную и гневную в разговоре с ребенком, который ступил в эту лужу. Тогда бы мы могли ровно и спокойно объяснить ребенку, что ходить по лужам можно только в сапожках, что вода в луже грязная, поэтому она пачкает ботиночки. А не переходить на крик: «Куда тебя понесло! Да что это за ребенок такой!» И действительно, чего орать, когда он уже стоит в луже?!

Когда мы рассказываем и объясняем что-то ребенку, в котором видим уважаемую нами личность, наша интонация всегда ровная, мирная, дружелюбная. Действительно, чего нам «рожи корчить», чего нам высокомерно отчитывать, когда мы говорим на равных с хорошим человеком?

Но если мы видим в ребенке мелкого хулигана, непослушного, вредного ребенка — вот тогда наша интонация и наши лица во всей красе и передают наше истинное отношение к нему.

Есть еще одна особенность того, как мы зачастую используем этот метод.

Мы говорим детям, что нельзя брать чужое, что нехорошо драться, что надо мыть руки перед едой, надо застилать постель… Мы говорим, говорим, но это не работает.

Почему? Да потому, что мы сами не соответствуем этому. Мы учим тому, что сами не выполняем.

Родители меньше всего прощают своим детям те пороки, которые они сами им привили.

Фридрих Шиллер

«Нехорошо брать чужое», — говорю я ребенку и запрещаю брать мои вещи. Но сама я хожу в рубашке мужа или надеваю мамин халат — и отчитываю дочь, которая надела мои туфли или намазала губы моей помадой.

полную версию книги