- Нет-нет, что вы. Спасибо! Я буду самым исполнительным субалтерном...
- Ты ничего не понял, и я не прощаю тебя, - и асторийка вновь дотронулась до браслета.
- Госпожа, умоляю, больно!!! Что я сделал неправильно?
- Мне надо, чтобы ты был не только субалтерном. Это наши официальные отношения по службе. Мне надо, чтобы ты стал... Впрочем, догадайся сам.
- Госпожа, не сомневайтесь, я стану для вас кем вы скажите: служителем, рабом... - гуляя вечерами по Межгалактической паутине я не раз натыкался на сайты, знакомство с которыми помогло мне найти ответ, удовлетворивший мою мучительницу.
- Ну, раз понял, то давай вернемся к началу бунта. Поднимайся и надевай комбинезон как положено.
Увы, боль поломала меня. Или, по крайней мере, надломила. Приказы асторийки уже не казались унизительными, а все, что она делала со мной, воспринималось почти как должное. Еще не веря, что боль исчезла, я попытался подняться, но закружившаяся голова и трясущиеся ноги подвели меня, позволили сделать это только с третьей попытки.
- Нет, давай сделаем иначе. Отправляйся в душ и приведи себя в порядок. А то ты сейчас больше похож на тряпку, а не на сильного мужчину, который напишет для меня книгу, и которого я возвеличу до самого высокого мужского ранга. Ранга моего служителя. А приручать наполненную болью 'заготовку' мне не интересно. Пятнадцати минут тебе хватит?
- Спасибо, госпожа Леонисия, хватит.
- Ну, тогда иди..., нет, погоди. Ты хотел угостить меня шампанским?
- Да, госпожа. - Так в чем же дело? Налей мне пока бокал. Видишь, слабая женщина не может противиться твоим желаниям. И, надеюсь, тебе не придет в голову вздорная мысль кинуть в меня бутылку?
Прохладные струи душа и отсутствие новых импульсов от той штуковины, которую Леонисия назвала 'Укротителем' позволили мне немного придти в себя. Впрочем, совсем немного, ибо никакие идеи, как избавиться от ошейника и Леонисии не приходили мне в голову. Поэтому в комнату я вернулся с одной лишь нехитрой мыслью: сделать все возможное, чтобы избежать новых приступов боли. Что же касается приказа магистра, согласно которому на мне не должно было быть никакой одежды, то я постарался и соблюсти, и обойти его, обернув вокруг бедер махровое полотенце. Впрочем, от него, выполняя приказ Леонисии, пришлось сразу же избавиться. А затем асторийка, словно покупательница на невольничьем рынке, начала внимательно разглядывать мое тело.
- Я смотрю, водные процедуры пошли тебе на пользу. Я права?
- Да, вы правы, госпожа магистр, - мне оставалось только согласиться с измучившей меня 'Укротителем' девушкой.
- Налей мне еще шампанского, оно восхитительно. И без глупостей... - завершив осмотр, распорядилась Леонисия. Ее указательный пальчик по-прежнему касался сенсора, но предосторожность была напрасной - вдоволь насытившись болью, и понимая, что бунт в нынешних раскладах совершенно неуместен, я решил изображать полную покорность. Как словами, так и поступками.
Налив шампанское, я осторожно, чтобы нечаянно не спровоцировать нажатие сенсора, приблизился к сидящей на подоконнике инопланетянке, и, опустившись на колени, подал бокал...
- Молодец, ты быстро учишься, - и, сделав несколько глотков, Леонисия продолжила: - А теперь сядь на пол, и выслушай небольшую лекцию. Будь очень внимателен, ибо каждое пропущенное слово вернется к тебе болью от 'Укротителя'. Понятно?
- Так точно, госпожа магистр.
- А раз понятно, то слушай. Дан, мне одновременно требуются и твоя полная лояльность, заметь, я пока не употребляю слово 'покорность', ибо до нее тебе расти и расти, и твоя светлая, незамутненная какими-либо стрессами, или, что еще хуже, болью от наказаний, голова. А если ты так будешь воспринимать мои самые безобидные и легко выполнимые приказы, то быстро станешь ни на что негодным неврастеником.
Слова Леонисии были наполнены едва ли не материнской заботой, но воспоминания о боли и мысль о том, что еще недавно мы на равных вели непринужденный диалог в моей редакции, не давали мне полностью сосредоточиться на ее наставлениях. Не способствовали этому и качающиеся в полутора-двух метрах от моих глаз изумительные ноги асторийской красавицы. Странно, но после знакомства с 'Укротителем' они еще больше нравились мне. Однако ровный, хорошо поставленный голос Леонисии все равно проникал в глубины моего сознания.
- Давай подробно разберем случившееся. Во-первых, не бойся - я на тебя не злюсь, а, если и злюсь, то не очень сильно. Асторийская космическая педагогика утверждает, что через подобные бунты проходят почти все 'заготовки'. Скажу даже больше: она делает акцент на, что бунт в начале обучения является залогом качественного служения в будущем, и, надеюсь, твое дальнейшее поведение подтвердит эти выводы. Но предостерегаю тебя от повторения. Нет, я-то легко справлюсь с ситуацией. Надеюсь, ты теперь в этом не сомневаешься?
- О, никоим образом, госпожа магистр.
- А вот твоя психика следующего сеанса боли может не выдержать. Поэтому забудь о любых проявлениях непослушания. Ведь могут возникнуть ситуации, когда я и захочу пощадить тебя, но связанная правилами обращения со строптивыми подчиненными, не смогу этого сделать. Уяснил?
- Да, госпожа. Но, честно говоря, я боюсь сорваться. Очень тяжело перестроиться...
- Понимаю, и давай об этом поговорим подробно. В твоем сознании закрепилась совершенно неправильная установка, будто бы я через череду унижений ломаю тебя, и, в свою очередь, сама одновременно утверждаюсь за твой счет. В действительности все обстоит совершенно иначе. Помнишь мои слова о том, что ты до сих пор не нашел свое место в жизни и не разгадал ее истинный смысл?
- Да, госпожа Леонисия.
- Так вот запомни: я сейчас помогаю тебе в твоих поисках. Под моим заботливым руководством ты превратишься в по-настоящему сильного мужчину, не испытывающего ни малейших сомнений, что его место - у моих ног, а смысл жизни - в служении мне. Следовательно, я тебя не 'ломаю', а помогаю избавиться от, мешающих обрести подлинное счастье земных табу. Признайся, ты ведь еще в редакции мечтал обнять и поцеловать мои ноги?
- Да, госпожа, - я не стал скрывать свои эмоции.
- Я почувствовала это по твоему взгляду. За короткое время пребывания на Земле я не раз ловила на себе похотливые мужские взгляды. А в твоем взгляде похоти не было - лишь одно восхищение. Да и твой поцелуй во время клятвы сказал о мне многом. Поэтому мы прямо сейчас избавим твое сознание от одного из запретов. Налей мне еще шампанского и сядь на пол у моих ног. Но только ближе. Взяв новый бокал, Леонисия сбросила туфли, и, упершись босыми ступнями в мои плечи, продолжила психологический тренинг:
- И в чем же ты видишь унижение? В полном подчинении мне? Но разве я не достойна того, чтобы мне подчинялись и душой и телом? Еще раз внимательно посмотри на меня, - Леонисия развернула плечи и чуть откинулась назад, - Разве я не прекрасна? Да большинство мужчин, без разницы, асторийцев или землян, отдали бы на свете, чтобы оказаться сейчас на твоем месте? По-моему, ты должен не бунтовать, а благодарить судьбу и за встречу со мной, и за то, что я решила заняться твоим воспитанием. И будь честен перед самим собой, тебе ведь нравиться быть у меня в подчинении?
- Да, госпожа Леонисия, - на всякий случай как можно быстрее ответил я, а сам принялся искать ответ, так сказать, 'для внутреннего потребления'.
То, что красавица вскружила мне голову, не вызывало никаких сомнений. Как и то, что мне нравилось целовать ее ноги, да, и чего греха таить, наверное, я без особых колебаний исполнил бы и другие ее желания, не выходящие за рамки 'легкой доминации'. А, возможно, и не только легкой - игры, что азартные, что ролевые, всегда нравились мне. Однако то, что обещала мне Леонисия, отнюдь не было игрой, для прекращения которой достаточно лишь подать партнеру условный знак или, как в детстве, сказать 'чур, я не играю'. Мне предстоял полный 'реал', полное, а не всамделишное подчинение. И не только тела. Но и души. Надо ли говорить как подобная перспектива страшила меня... И возбуждала...