Пока в голове вертелись мысли, я двинулась по коридору, попутно раздумывая, куда бы податься.
С того дня, как мы выбрались из кошмарного лабиринта, прошло чуть больше двух недель. Многое изменилось — вот уж слово, от которого у меня начинает сосать под ложечкой. Но что делать? Несколько дней в Айшенаре царила суета и смута, всюду ходили солдаты регента, светлые наблюдатели вышагивали по коридорам, осматривали подземелье, допрашивали студентов. Искали виновных или делали вид. Даже часть занятий отменили — впрочем, я в любом случае почти неделю провела между собственной комнатой и допросами. Иногда выбираясь на прогулки, поговорить с Соламейном. Или к Азмарену…
С Дирадом так и не смогли ничего сделать — его перевели в городскую тюрьму, вроде бы под строгий надзор… но почему-то я чувствовала, что ситуация с ним зайдёт в тупик. Архимаг пробыл в Айше ещё три дня, после чего «улетел» обратно, обещав поддерживать связь. Вместо него появились другие светлые. Ещё больше светлых. Одного, пожилого человека прислали в качестве нового главного куратора. Соламейна не убрали, но… по сути, опустили на ступеньку в должности. Это злило, ещё как — но, кажется, скорее меня, чем самого эльфа.
Вторым был этот парень, которого приставили смотреть персонально за Йаалой.
Смешно! Едва не погубившая полгорода по собственной глупости демоница отделалась… не то чтобы легко, но явно не как надо. Нет, вроде бы на ней даже держали закрытый суд — но в результате вернули в школу. В ряды избранниц! Разрешили и дальше ходить на занятия под постоянным надзором светлого, который, кажется, даже ночевал теперь с ней в отдельной комнате. Её это бесило, она выглядела мрачнее тучи — что хоть как-то заставляло верить в справедливость.
Но надолго ли?
В любом случае, я старалась убедить себя, что красноволосая выпала из списка моих главных проблем — теперь хватает других.
Да, жизнь изменилась — ко мне совершенно иначе стали относиться. Я видела, как на меня смотрят Архонт и преподаватели — с тревогой, с интересом, словно скрывая собственные мысли. Видела, если пыталась приглядеться, собственную ауру — яркую и пылающую тёмными оттенками. Тьма прижилась во мне. Иногда я чувствовала это сильнее, иногда умудрялась забыть. Но как бы то ни было, тёмная магия отзывалась на любое моё движение, а что до светлой…
Пусто. Абсолютный ноль. За две с лишним недели мне ни разу не удалось даже дотянуться до неё.
Соламейн уверял, что это поправимо, ободрял меня как всегда — при мысли об эльфийском мэтре я невольно вздыхала. Возможно, в его словах была правда, но другие светлые тоже приковали ко мне внимание. Всё развивалась примерно так, как обещал всезнающий эльф ещё в лабиринте: я стала чем-то… слишком заметным и необычным. Наблюдатели приглядывались ко мне, явно оценивая угрозу, а во взглядах других студентов я читала неожиданный трепет. Уважение. И… быть может, надежду?
А ещё проклятые кошмары…
Они приходили ко мне с завидной регулярностью. Каждую ночь Тьма играла со мной, звала меня — и я понятия не имела, что с этим делать. Никто не имел понятия. Но поскольку всё длилось уже две недели, и за это время ситуация вроде бы не ухудшилась, я старалась не паниковать. Сохранять оптимизм.
Соламейн настаивал, что это очень важно.
Пустынные коридоры навевали тоску, и у меня не было никакого желания оставаться одной, и потому я уверенно выбрала путь, который знала слишком хорошо. Через пять минут стояла у дверей Азмарена.
Охраны принц по-прежнему не держал, а волшебный «код» от замка я знала теперь так хорошо, что могла вызвать за секунду — а потому просто приложила руку и вошла.
В кабинете было пусто, пахло деревом и ещё чем-то терпким… а вот из соседней комнаты неожиданно донеслись голоса.
Я замерла, душа разочарованный вздох. Уже сомневаясь и готовясь юркнуть прочь — но вдруг поняла, что опасаться нечего.
Зато очень впору удивляться.
Первым, во что упёрся взгляд, когда я раскрыла следующую дверь, был развалившийся в кресле демон. Точнее даже — его ноги, вальяжно закинутые на журнальный столик. Взгляд скользнул выше — к рукам и длинным пальцам, которые задумчиво вертели какую-то деревянную пирамидку, затем по плечам к тёмным волосам и лицу.
Соламейн сидел напротив в совершенно иной позе: руки сложены на коленях, тело устремлено вперёд. Плечи и спина ровные как всегда, и лишь плащ на спинке кресла говорит о том, что он пришёл не на переговоры с врагом, а, возможно, в гости.