Ее плечи мелко вздрагивали.
— Ну ладно тебе, — Его погладил ее по плечу. — Перестань! Это все давно прошло.
— А больно, словно вчера, — Матильда промокнула глаза платочком. — Как сейчас помню: я совершенно безутешно рыдала в гримерке, раздумывая, где бы купить крысиного яду, чтобы сначала отравить разлучницу, а потом отравиться самой. И в этот момент судьба послала мне ангела-хранителя — старейшую в Москве театральную актрису, которая меня буквально спасла. Она выслушала меня, успокоила и научила, что мужчин нужно воспитывать. Так же, как котов. Потому что и те и другие ласковые только в двух случаях: если им от тебя что-то нужно или они уже где-то нагадили. И тогда из обиженной девочки я превратилась в холодную и расчетливую стерву. Иногда, дорогие мои, женщине просто необходимо быть стервой, чтобы выжить. Мы с актрисой разработали план, после воплощения которого мой третий муж бежал ко мне, спотыкаясь, и уже больше никогда не гулял.
— Но… как? — растеряно спросила я. — Разве это возможно? Если в мужчинах это заложено от природы. Нет, есть, конечно, где-то верные и не гулящие. Теоретически.
— Нет таких, есть перевоспитанные, — хмыкнула Диана. — И те, кого еще не дрессировали Кукачевы.
Я заерзала на диване, сгорая от нетерпения послушать, как же Матильда это сделала.
— Не томите, Матильда! — взмолилась я.
— Не томи. Мы на "ты" перешли, — строго поправила меня она. — А все очень просто. Ему просто некогда было бегать по бабам. Потому что он был занят тем, что следил за мной.
— То есть, ты… ему изменяла? — спросила я.
— Да нет, — улыбнулась Матильда. — Ни разу, поверь мне. Но я активно создавала видимость возможной измены. И вот теперь в память о той, которая меня, фактически, спасла, я помогаю несчастным женщинам.
— Это потрясающе! — восхитилась я.
— Ах, оставь! — отмахнулась Матильда. — А что мне еще делать? Сижу на пенсии. Денег — дай бог каждому! Две дачи, квартиры в Москве от папы, трех мужей и советского правительства. Я и тебе-то, Танюша, квартирку сдала за копейки не из-за денег. А чтобы живая душа рядом за стеной была. Сын вырос, живет за границей. У него огромный бизнес. Как это теперь называется?
— Олигарх, — тихо подсказал Егор.
— Да, благодарю. Внуков пока не подарил. Да и с сыном мы не близки. Я мать была никудышная, между нами девочками. И прескверная хозяйка. — Не наговаривай на себя, Матильда. Мальчик давно вырос и все понял. И простил, — негромко сказал Егор.
— Он — да. А я — нет. Свою вину знаю. Вся посвятила себя сцене. В страстях билась, а ребёнок всегда был неприкаянным. Ладно, не будем о печальном. Что-то я излишне ударилась в воспоминания, по- стариковски, а вы, милые вежливые молодые люди меня не останавливаете. А надо бы! У нас, дорогие мои, вагон работы. Мы…
И в этот момент громко хлопнула входная дверь, в коридоре послышались тяжелые шаги и даже чашки на столике задрожали. А на пороге гостиной появилась высокая дородная девушка лет двадцати пяти в замызганном рабочем комбинезоне. Выглядела она как борец сумо на перекуре. Не полная, а вся какая-то огромная, она тряхнула короткими светлыми волосами, откидывая челку со лба, просверлила меня рентгеновским взглядом маленьких глазок, которые потерялись на широком круглом лице, подошла так близко, что я невольно вжалась в диван, протянула огромную лапищу и пробасила:
— Ритка Бэмс. Будем знакомы.
— Таня, — я задрала голову так, что у меня даже в шее хрустнуло, и осторожно вложила ладонь в медвежью лапищу.
— Дык, знаю. Ты — наше новое дело! — насмешливо протянула она. — Не боись, подруга! Миссия выполнима. Еще и не таким, как твой жених, рога обламывали.