— Сколько ты получишь за эту книгу? — спросила мать.
Я честно сказала матери о сумме своего гонорара, приврав только в одном — никакой работы я уже не могла потерять. Сумма гонорара произвела на мою прагматичную мать такое впечатление, что она тут же поспешно согласилась:
— Я остаюсь, доченька. Такое везенье не часто выпадает.
Я думала почти так же. Мы решили, что заночуем. Мы сходили с Пиратом в лес, и я постреляла из своего карманно-жилетного. Я даже не подумала, что выстрелы могут услышать собиравшие чернику ягодники. Пират рядом, он отвечает за все, что может произойти. А он радовался моему умению стрелять кучно, так радовался и мой тренер по стрельбе из спортивного пистолета. А мне потом пришлось бросить тренировки из-за инвалидности матери. Сама я никаким своим успехам не придавала значения, — не такая уж и заслуга для женщины с сильными руками, все равно я не могла полностью сравняться с мужчинами.
Мы вернулись в деревню, когда местные мужики возвращались с летних полевых работ. Пират лег поспать на веранде, а я пошла к Михаилу. Он отделился от отца и строил себе новый дом. Уже поставленный и проконопаченный сруб пахнул разогретой смолой, во дворе лежали еще шершавые доски, и он доводил их рубанком, чтобы настилать пол.
Михаил за те годы, что я не видела его, превратился в сухопарого большого мужика с огромными, загорелыми до черноты руками, — такие жилистые, без грамма лишнего жира мужики почти не встречались в городе, да и в деревнях их становилось все меньше: работа на механизмах не требовала больших физических усилий, и они округлялись.
Он пожал мне руку, я почувствовала его шершавую с буграми мозолей ладонь — рука для работы, а не для ласк.
— Как живешь? — спросил он.
— Нормально. А ты?
— Я тоже. Дом, видишь, строю. Ты замужем?
— Не замужем.
— А у меня уже двое детей.
По-видимому, его жене сообщили, что я во дворе их будущего дома, и она тут же появилась — маленькая, полная, грудастая.
— А я вас помню, — сказала она.
Я ее вспомнить не могла, а как вспомнишь — когда мне было шестнадцать, ей исполнилось только двенадцать, она забеременела от Михаила в шестнадцать и за три года родила ему двух девочек. Она рассматривала меня с явным снисхождением. Ты такая большая и красивая, но Михаил выбрал меня, маленькую и не красавицу, и никуда он теперь не денется от своих двоих детей и своего дома, который строить и налаживать еще не один год. Она пригласила меня зайти в гости, я пообещала, и она ушла.
— Ты кем работаешь? — спросила я.
— Шофером, как и раньше. А ты?
— Редактором в издательстве.
— Генерал ваш родственник? — осторожно предположил Михаил.
— Я делаю запись его книги.
Больше говорить оказалось не о чем. Я помнила нескольких деревенских парней, которые вместе с Михаилом ходили на танцы. Они повторили судьбы своих родителей.
Сидит в тюрьме.
Уехал в Сибирь.
Работает на маслозаводе.
Вкалывает на кирпичном заводе.
Заводами их числили по прежним понятиям, хотя на кирпичном заводе работало всего тридцать человек.
Пирату, по его просьбе, постелили на сеновале. Он отказался от простыней и завернулся в старый овчинный тулуп.
— В последний раз сплю на сеновале, — сказал он.
— Почему в последний? — спросила я. — Я вам устрою такую же ночевку, когда приедем забирать мать.
Я не сомневалась, что снова приеду сюда с Пиратом.
Утром мы выехали в Москву.
— Поведешь ты, — сказал Пират.
Я хотела выехать из деревни сама, но, боясь отказа, не решилась попросить об этом Пирата, он догадался сам. Пират почти всегда чувствовал, что я хочу. Тогда я подумала, что, наверное, всю оставшуюся жизнь буду сравнивать всех мужчин с Пиратом. У нас в издательстве работала редакторша, вдова маршала, одного из десяти самых известных по последней большой войне. Маршал бросил свою еще довоенную жену и в середине шестидесятых женился на ней, двадцатилетней. Они прожили всего три года, но после маршала она так и не смогла выйти замуж снова. Неженатые капитаны не рисковали жениться на вдове маршала, это было бы нарушением субординации, полковники мечтали о генеральских погонах, но развод мог повлиять на их карьеру, и они предпочитали не рисковать. Маршалу было терять нечего. Он оставался маршалом навсегда.
Я села в машину и тронулась, осторожно выехала на главную улицу, естественно названную именем Ленина и единственную покрытую асфальтом. Все смотрели на «вольво», на генерала, сидящего рядом со мной, и, наверное, на меня, особенно маленькие девочки. Может быть, когда-нибудь одна из них выйдет замуж за генерала, во всяком случае теперь у них будет если не цель, то мечта.