— Извини, — сказала я. — Ты мне не подходишь.
— Не можешь простить? — спросил Хренов.
— Не говори глупостей.
— Закажи тогда еще выпить.
Понятно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Я заказала, расплатилась и встала. Хренов поспешно выпил и вышел со мною.
— Тебе куда? — спросила я, подходя к «вольво».
— Мне в Марьину Рощу.
— Извини, не по пути.
И я уехала. И больше никогда не вспоминала о Хренове. Работа над рукописью заканчивалась. Я с шофером съездила за матерью, Пират неважно себя чувствовал. Еще до ее приезда я договорилась с соседкой-пенсионеркой, жившей этажом выше, что она будет ухаживать за матерью. В своей квартире мне не хотелось оставаться даже на ночь. В первый же день мать устроила мне небольшой допрос:
— Ты живешь с этим стариком?
— Живу, — ответила я.
— Не стыдно? — спросила мать.
— Не стыдно, — ответила я.
— Сейчас многие продались, — многозначительно заметила мать.
— Не многие, — ответила я ей. — Многих не покупают.
— У него семья, дети, внуки? — спросила мать.
— Он вдовец, у него нет детей и внуков.
Мать замолчала, осмысливая услышанное. Я знала, каким будет следующий вопрос, и не ошиблась.
— У него хорошая квартира? — спросила мать.
— У него еще есть и дача, и машина.
— Может быть, он захочет написать еще одну книгу?
— Может быть…
Наверняка мать уже прикидывала, что на следующее лето хорошо бы не снимать дачу, а пожить на генеральской.
В один из жарких дней мы с Пиратом ездили на дачу, которая оказалась хоть и старомодной, но удобной: с гостиной внизу, с просторной кухней, с двумя спальнями и кабинетом Пирата на втором этаже. Еще в доме был подземный гараж и подвал. Под подвалом еще один подвал, заставленный ящиками с консервами.
— Раньше было трудно с продуктами, — пояснил Пират.
— Срок хранения консервов может закончиться, — предположила я.
— Я обновляю запасы, — ответил Пират.
И в городской квартире он показал мне все тайники. Кроме кабинетного сейфа, где он держал именной вальтер и наган, были еще два сейфа. Один за книжными шкафами с драгоценностями его жены и сейф-стеллаж, закрытый деревянной панелью, в котором стояло двенадцать ружей, большинство из них были отделаны золотой и серебряной чеканкой и перламутром. Два ружья из-за коротких стволов напоминали обрезы, одно ружье с оптическим прицелом.
— Из каких можно стрелять? — спросила я.
— Из всех.
Иногда Пират уезжал на два-три дня. Я оставалась в квартире с Бенцем. Первые недели он просто не замечал меня, но, когда мы остались одни, он подошел и лизнул меня в лицо. Я так обрадовалась, что поцеловала его в холодный нос. Теперь Мария не жила в квартире и приходила раз в неделю помогать мне в уборке.
Наконец мы закончили рукопись. И хотя я могла издать книгу и сама, мы решили отдать рукопись в «Сенсацию», все-таки издательство было инициатором написания книги.
Я отпечатала на принтере три экземпляра рукописи, сделала контрольные дискеты, одну из которых вместе с рукописью передала в издательство, хотя могла передать только дискету, издательство с рукописями уже не работало. Дискеты, магнитофонные кассеты и рукописи Пират разложил по разным сейфам.
Мы устроили ужин. Я тогда не знала, что это был прощальный ужин. Утром я отвезла в издательство дискету и рукопись. Книга обещала стать сенсацией. Вечером Пират мне сказал:
— Я оттягивал командировку до окончания книги. Книга закончена, и я уезжаю завтра утром.
— Надолго? — спросила я.
— Недели на три. Ты побудешь с Бенцем. Он не любит оставаться с Марией.
Утром, когда я проснулась, Пирата уже не было. «Вольво» стояла во дворе, в аэропорт или на вокзал Пирата, вероятно, отвезли на служебной машине.
Несколько дней я прожила с Бенцем в квартире Пирата, потом позвонила соседка и сказала, что у матери высокая температура, и я, забрав Бенца, вернулась домой.
Врачи опасались воспаления легких, я наняла сестру, которая приходила два раза в день и делала матери уколы.