— Можно я вас буду звать Жоржем? — спросила я.
— Валяй, — разрешил Жорж.
— Буду валять, — подтвердила я и спросила: — Где будем говорить?
— Где тебе удобнее.
— Здесь мне везде удобно.
— Рад за тебя, — ответил Жорж, прошел в кабинет Пирата и сел за его письменный стол. Я села в кресло напротив, хмельное состояние уходило, и вместе с ним уходила моя самоуверенность, но на несколько развязных вопросов меня еще хватило.
— Ладно, — сказала я. — А теперь расскажите обо всех этих примочках.
— Конкретно каких? — уточнил Жорж.
— Исчезновение дискет и файлов сразу из трех компьютеров. И появление моего паспорта в сейфе, хотя его у меня украли.
— Что еще?
— О некрологе без похорон.
Жорж молча меня рассматривал, я старалась не отвести глаз, но чувствовала: еще несколько секунд — и я усну. Мне нестерпимо хотелось уснуть хотя бы на несколько минут и проснуться у себя дома.
— Похороны состоялись три дня назад, — сказал наконец Жорж.
— И где же могила? Я хочу сходить на могилу, я даже имею на это право.
— Могилы нет.
— Я так и предполагала.
— Пират давно был болен, он был обречен.
— Чем же он болел?
— Радиация. Первые дозы облучения он получил еще в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году на испытаниях атомной бомбы под Тоцком во время учений, когда войска пошли практически сразу после взрыва по полигону, потом добавил Челябинск, потом Чернобыль.
Пират мне много рассказывал об этих эпизодах, многое вошло и в книгу.
— Ему предложили операцию, — продолжил Жорж. — Он отказался, потом согласился. Но операции он не выдержал.
— Что за операция?
— Пересадка костного мозга. Перед операцией он написал завещание, вернее, два завещания. В одном была точно расписанная процедура похорон. Тело кремировали. На похоронах могли присутствовать трое друзей, я был в их числе. Пепел был развеян.
— Где? — спросила я.
— Я не знаю. Это он поручил другому человеку.
— А второе завещание?
— Второе по имуществу.
Жорж открыл ящик письменного стола, взял кожаную папку, раскрыл ее и достал несколько листов гербовой синеватой бумаги с водяными знаками, заверенной нотариусом. Я прочла первые строчки: «Я, Поляков Павел Евлампьевич, завещаю своей жене…» Дальше называлась моя фамилия, имя, отчество, год рождения.
— Я не жена ему.
— Посмотрите в свой паспорт.
Я перелистала свой паспорт и увидела штамп о регистрации брака с Поляковым Павлом Евлампьевичем.
— У нас не было другого выхода, — пояснил Жорж. — После операции стало ясно, что Пирату осталось жить несколько дней и он был нетранспортабелен. Была разработана кража вашего паспорта. Но регистрация была со свидетелями, с соответствующими записями.
— Зачем?
— Это было последнее желание Пирата. Он беспокоился, что могут возникнуть сложности с завещанием. Мы просчитали все варианты.
Я молчала.
— Вы хотите спросить, кто мы?
— Я знаю.
— Что вы знаете?
— После вечера общества военных охотников он рассказал мне об организации, конечно, то, что считал нужным рассказать… Насколько я поняла, организация не хочет, чтобы книга Пирата была опубликована?
— Да. Сегодня еще не время откровений. Участников «бомбы Берия», как вы пишете в книге, сегодня осталось совсем немного. Пусть спокойно перемрут. В кино у вас, кажется, это называется «уходящая натура».
— Уходящую натуру стараются как можно быстрее снять, чтобы она не ушла.
— Вы это уже сделали. Мы эту работу сдали на консервацию.
— Он не оставил мне личного письма?
— Не оставил.
Говорить было больше не о чем.
— У вас больше нет вопросов? — спросил Жорж.
— Нет, кроме одного. Исчезли Рубенс и малые голландцы.
— Не исчезли. Они хранятся у нас. Вы получите соответствующие документы. Да, по завещанию они принадлежат вам, но мы не хотели бы, чтобы вы под влиянием эмоций передали картины немцам. Мы не поддерживаем закон о реституции, у нас свои счеты к немцам.
— А если я буду настаивать, чтобы картины вернули мне?
— Это бессмысленно. Вы намерены настаивать?
— Не намерена.
Мы помолчали.
— Вы по-прежнему будете заниматься издательской деятельностью? — спросил Жорж.
— Да. У меня готовы еще два киноромана.
— Больше не заказывайте. Усиливается борьба с пиратскими изданиями. Скандал на международном уровне нам не нужен.
«Все понятно, организация меня вычеркивала, и я уже не получу льготный кредит в их банке».