— Ой, как интересно! И когда же она возьмет на себя эту инициативу?
— Наверное, завтра, — ответил писатель.
Звено Тихомирова работало в поле. Поблизости затарахтел мотоцикл, и молодой агроном на мощном «Урале» с коляской подрулил к тракторам.
— Михалыч! — крикнул он. — Буянов срочно вызывает тебя и писателя. Просили доставить.
— А после работы нельзя? — спросил Тихомиров.
— Говорят, срочное дело. Садитесь.
— Свой транспорт есть, — сказал Тихомиров. Он завел свой мотоцикл, а писатель сел на заднее сиденье.
…Буянов вышел из-за своего стола, пересел за стол заседаний и пригласил садиться Тихомирова и писателя.
— Разговор будет официальный, — предупредил он. — Поэтому я не поехал в поле, а вызвал вас сюда. Произошло чепе. На почте встретились Пехов и модистка, и Пехов пошел за модисткой. Но подоспела жена Пехова с дочерью, произошло столкновение. На место происшествия вызвали участкового инспектора Гаврилова. Участковый допросил модистку, и та заявила, что так действовать ей посоветовал товарищ писатель. Это правда?
— Правда, — признался писатель.
— Сообщаю дальше. Допрошенная участковым жена Пехова заявила, что она подожжет дом модистки, а ее саму обольет серной кислотой. И она это сделает, у нее характер аховый!
— С керосином не проблема, — сказал Тихомиров, — а где она серную кислоту достанет?
— Я вначале тоже так подумал — не достанет, а потом сообразил — в школе может взять. Ее сестра Зинка в школе техничкой работает. Взломают химкабинет и возьмут. Я уже на всякий случай директору школы позвонил, чтобы он принял срочно меры по охранению кислот и реактивов. В общем, дело становится серьезным. И я склонен принять точку зрения общественности. Семья действительно ячейка государства, и ее надо оберегать.
— А что толку? — возразил Тихомиров. — Ячейка есть, а счастья нет. И Пехов несчастный, и его жена несчастная, и модистка несчастная.
— Я, значит, еще должен о счастье модистки думать? — спросил Буянов.
— А почему ты не должен об этом думать? Она что, не советский человек?
— Все мы советские, — раздраженно сказал Буянов. — Но Пехов — член нашей партийной организации, а она…
— А народ и партия едины, — возразил Тихомиров.
Буянов пристально взглянул на Тихомирова, и тот выдержал взгляд.
— Тогда вот что! — твердо сказал Буянов. — Обязую тебя провести работу с Пеховым. Он должен остаться в семье. Понял?
— Не складывается семья, — вздохнул Тихомиров. — Надо правде в глаза смотреть.
— А вас я прошу, — Буянов обратился к писателю, — осторожно давать советы. Деревенские дела сложные, путаные. Сразу в них не разберешься. И поверьте мне — все будет хорошо. Угар у Пехова пройдет. Очень скоро пройдет.
Тихомиров и писатель вернулись с поля вечером. Полина нагрела воды, и они долго и тщательно отмывали пыль и въевшуюся в руки солярку.
— Все болит: плечи, руки, ноги, — пожаловался писатель.
— С непривычки, — утешил его Тихомиров.
Потом они ужинали, молча и сосредоточенно.
Подавала Анна.
— Теперь спать, — сказал писатель.
— У меня репетиция, — сказал Тихомиров и пошел одеваться. Вышел он в черном костюме, белой рубашке и при галстуке.
— Тогда и я пойду, — сказал писатель и тоже повязал галстук.
Учительницы, модистка и Ильин уже были в клубе. Модистка вела себя несколько странно — старалась все время стать боком. Писателя это заинтриговало, он тоже сдвинулся в сторону и увидел на лице модистки свежие царапины.
— Травмировали на любовном фронте, — объяснила модистка.
Тихомиров внимательно к ней присмотрелся и сказал:
— Лицо для певицы — ее рабочий инструмент. А рабочий инструмент всегда должен быть в исправности.
— Силы были неравные, — сказала модистка. — И мать, и дочь. И все по лицу старались.
— Что хочешь делай, а чтобы за неделю зажило, — предупредил Тихомиров.
И тут в клуб вбежал Лаптев и крикнул:
— Пехова из петли вынули!
Услышав это, модистка спрыгнула с эстрады и бросилась к выходу. За ней побежали Тихомиров, Ильин, писатель и учительницы.
…У дома Пехова уже собрались люди. Среди них был и Буянов, и врач в белом халате, и участковый инспектор Гаврилов в мундире, впопыхах надетом на майку. Врач зачем-то мерил Пехову давление. В стороне всхлипывала жена Пехова, ее успокаивала дочь, плотная девица лет восемнадцати.
Модистка оттолкнула врача и вдруг встала перед Пеховым на колени.
— А обо мне ты подумал? — спросила она.