— Он не тунеядец. Он человек свободной профессии, но надо искать выход.
Я лежал и посмеивался. У нас бездомных нет. Если они захотят меня выселить, им придется разменивать свою квартиру, а они, естественно, этого не захотят. Их заботы. Пусть ищут выход.
Наверное, выход нашел генерал. Райисполком выделил мне комнату в коммунальной квартире. Адъютант генерала привез меня посмотреть. Мне не понравились соседи, две интеллигентные дамы. Да и далеко от киностудии. Нашли комнату рядом с киностудией. Я согласился. На следующий день к моему новому дому подъехал военный грузовик, и солдаты внесли набор посуды, комплекты простыней и наволочек, старый телевизор «Рекорд», стол, кровать, шкаф, стулья, два кресла — все с генеральской дачи. Эта мебель стоит и по сей день в моей квартире, мебель оказалась антикварной, ее слегка только отреставрировали. Со своей бывшей женой я никогда больше не встречался. Иногда думаю: может быть, всего этого и не было, может, мне это все приснилось или кто-нибудь рассказал.
Человеку не так уж и много надо, когда есть крыша над головой, да еще и рядом с киностудией. Теперь у меня дома было битком народу, особенно к вечеру, когда заканчивалась первая смена. Приносили, естественно, и закусить, и выпить. Я даже о еде перестал думать. Будет вечер — будет пища. Я спал до полудня, потом делал небольшую приборку в квартире, мыл посуду и начинал ждать, иногда пытаясь угадать: кто придет и что принесут. Я располнел, живот уже переваливался через ремень, лицо огрубело, зубы испортились. Иногда случались казусы. Молодые ассистентки, роясь в актерской картотеке в поисках очередного героя, натыкались на мою фотографию еще со времен, когда я играл принцев, и, конечно, понимая, что я постарел, все-таки горестно замолкали, увидев меня, а я, чтобы усилить впечатление, еще больше вываливал живот и вовсю улыбался щербатым ртом.
Изредка меня снимали в эпизодах, чаще всего — знакомые режиссеры. Я неплохо подрабатывал. Сниматься в эпизодах мне нравилось: одна смена — и семнадцать пятьдесят, такая у меня была ставка еще с прошлых времен.
Однажды я сыграл даже роль римского сенатора. Мне подбрили волосы, чтобы увеличить лысину. Я был одним из главарей заговора против Цезаря. Заседания заговорщиков проходили, естественно, в римских банях. Я сыграл блестяще. Маленький, с выпирающим животом, с валиком жира на затылке, с щербатыми зубами. Явный вырожденец, особенно я был страшен, когда улыбался.
Женщины любят смотреть на себя в зеркало, актеры — на экране. Как только выходил фильм, я шел в кинотеатр посмотреть себя на публике. Обычно я брал билет на вечерний сеанс. На этот раз рядом со мной сидели совсем юные женщины. Наконец в бане заговорщики решили, что Цезарь должен быть убит, и я крупно, на весь экран, улыбнулся гниловатыми зубами.
— Боже мой, — выдохнула рядом юная женщина. — Такой может только в страшном сне присниться.
А я обрадовался. Цель достигнута. Это ведь неважно: любят тебя или ненавидят, главное — ты запомнился. Так закончилась моя жизнь принца и началась жизнь урода. И даже не урода, а просто маленького некрасивого человека. Я заменил свою фотографию в актерской картотеке. Нет, я не прятал своих недостатков, наоборот, выпячивал их. На фотографии были и редеющие волосы, и подзаплывшие жирком маленькие глазки, и щербатые зубы, и двойной подбородок.
И меня стали приглашать. Не на главные роли, но я запоминался. Я искал свой образ — образ маленького мужчины. И чем меньше, тем лучше. Для контраста. Я примечал, как они ходят, какие ухищрения применяют, чтобы выглядеть, как все. На Черемушкинском рынке я открыл мужичка, который торговал мясом. Чтобы быть вровень со всеми и даже выше, он привозил подставку и зависал над покупателем. Как-то я изображал столоначальника, крохотную роль без слов, два плана по семь метров, на общем и на среднем, но я попросил увеличить ножки стула и стал, как все чиновники, даже выше, но, когда я слезал со стула, получался не просто комический эффект, получался характер.
Маленьким мужчинам трудно. Их затирают, и не только в переносном смысле, но и в буквальном. В толпе, в очередях, в компаниях. То, что мужчине большого роста дается почти без труда, маленькому надо добиваться умом, хитростью, характером. Здесь все средства хороши. Те маленькие, которые не смирились, не сдались, — они заметны сразу. Они заставляют заметить себя. Я систематизировал приемы, которые применяют маленькие. Чтобы казаться выше, одни наращивали каблуки — ну, это самый примитивный способ. К таким же примитивным ухищрениям относились взбитые волосы, приталенная и чуть удлиненная одежда в полоску, а не в клетку. Но были и другие способы, уже от характера, от нежелания смириться с несправедливостью судьбы.