— Давай, поешь, — мальчика хотели отправить в тыл, но начальник санбата не дал, сказав, что тот просто не выживет. — Надо есть, чтобы были силы.
— Зачем мне силы… — почти сломленный сержант, второй раз, как думали окружающие, потеряв семью, просто не чувствовал себя в силах жить.
— Как ты думаешь, Вере понравилось бы такое поведение? — поинтересовалась пожилая медсестра. — Ты теперь должен жить, чтобы отомстить!
— Отомстить… — то, что зря она сказала именно так, Зинаида Тимофеевна поняла намного позже, но тогда эта цель оживила мальчишку, дав смысл.
И Гришка полез на передовую, спасая, вытаскивая раненых, он не кланялся ни пулям, ни взрывам, будто бы мальчику было совершенно наплевать на то, будет ли он жить. Но пули будто сторонились его, не желая прерывать эту жизнь. Уже поглядывавший в сторону отчаянного мальчишки, комдив готовился подписать приказ, который, по мнению взрослого человека, мог бы спасти жизнь мальчишки.
Было затишье, до Победы, которую не увидят ни Аленка, ни Верка, оставалось совсем немного. Гришка сидел на траве, бездумно глядя на небольшое поле, на котором прыгала невесть откуда взявшаяся девочка лет девяти. Одетая так, как будто и не было войны, она танцевала, когда что-то щелкнуло. Громко так щелкнуло, заставляя мальчика облиться потом.
— Стой на месте, — крикнул мальчик, знавший, что мина рванет, как только с нее сойдешь. — Хальт!
Девочка заплакала, мгновенно поняв, что случилось. Мальчик же добежал до нее, не обращая внимания на то, что могут быть и другие мины, после чего нажал на сандалик, расстегивая его, и показывая ребенку направление. Плачущая девочка посмотрела в глаза мальчика долгим взглядом, будто понимая, что сейчас будет, всхлипнула и быстро-быстро побежала, а Гришка улыбнулся и… вдруг стало горячо-горячо. На мгновение он даже увидел Веру с Аленушкой, услышав «ты должен бороться!», но, наверное, это были предсмертные галлюцинации, о которых рассказывал товарищ капитан.
— Спас немецкую девочку, товарищ генерал, закрыв мину собой, — начальник санбата с утра похоронил все, что осталось от сержанта Лисицына.
— И награды-то послать некому, — вздохнул не успевший отправить пацана в тыл командир дивизии. — За несколько часов до конца погиб…
— Пусть остаются в санбате, — предложил офицер медицинской службы. — Как и Гриша… Навечно…
А за окном уже нарастала победная канонада. Солдаты обнимали медсестер, высаживая в небо боезапас. Война закончилась, и теперь все должно было быть хорошо. Счастливые люди за окном смеялись и… плакали по всем тем, кого забрала самая страшная война. Мысленно пожелав маленькому сержанту тепла после смерти, генерал закурил.
***
Боль сменилась стучанием колес поезда. Это произошло как-то враз, без перехода, отчего нестерпимо заболела голова. Гриша открыл глаза, увидев перед собой смутно знакомое купе, в котором не было никого. Откуда-то слышалась речь, в которой сержант распознал английский язык. Через секунду он начал понимать, о чем говорят за незакрытыми дверями. Осмотрев себя, Гриша, давно отвыкший называть себя Гарри, понял, что он не в форме, обнаружив при этом какую-то палку. Память всколыхнулась, от чего голова заболела просто нестерпимо, на мгновение Гриша даже потерял сознание, но очнувшись, вспомнил все. И первые курсы, и разученные чары, и предательство, и войну… Перед глазами, как живые, встали Вера и Аленушка. Улыбчивые и радостные, как тогда, в свой последний день. Мальчик привычно вытер слезы рукавом, колдуя Темпус. Перед глазами медленно развеивалась какая-то черная дымка. Казалось, в купе разорвался патрон дымного пороха от ампуломета.
— Оказавшись на территории противника, главное, ничем не выделяться, тогда дольше проживешь, — в голове сержанта зазвучали слова дяди Саши, разведчика.
— Опять все заново, — прошептал маленький сержант. Только в Хогвартс этим сентябрьским днем девяносто первого года ехал уже не забитый родственниками ребенок, а многое понявший фронтовик. Видевший и смерть, и бой, и тепло самых близких людей. «Будет сюрприз этим предателям», — зло подумал снова вынужденный привыкать к имени Гарри мальчик.
— Привет, ты Гарри Поттер? — в купе ввалился Рон Уизли. Теперь, после стольких прожитых лет, пройдя почти всю войну, Гарри видел и фальшь, и чего-то ожидающие глаза. Кроме того, он не забыл предательство этого человека, но помня науку разведчиков, сдержался. Сейчас сержант Лисицын ощущал себя на территории противника, за линией фронта. «Есть ли здесь наши…», — с тоской подумал мальчик, перед глазами которого вставали врачи, разведчики, товарищ генерал…