— Уважаемый настоятель, прекращаем. А то мы с вами сильно разговорились. Вану это не понравится.
— Да, да. Всего хорошего, генерал. До встречи.
— До встречи.
Глава десятая
Бешенство разума. Красный дракон Мао
«Я — вождь земных царей, я царь Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидона я ниспровёрг и камни бросил в море.
Египту речь моя звучала, как закон,
Элам читал судьбу в моём едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Сегодня Председатель великой страны не вкушал мозги маленьких обезьянок и не торопился вкушать женское грудное молоко молоденьких мамочек. Вечность молодости не получалась. Вечность здоровья, тоже. В чём-то, самом главном, природа не доработала для великих и величайших. У крышки гроба, почему-то, все не только равны, но и жалки. Жаль. Очень жаль.
Старый, больной и дряхлый, но ещё великий и ужасный, для большой страны, Мао сидел на диване под клетчатым пледом, ёжился от проникающего озноба. Взгляд у него был притухшим, но по-прежнему, узким и злым. Племянник, незаметный и незаменимый, министр-советник, настороженно сидел напротив и чутко ловил глухие слова мудрого и всесильного дяди.
Неподвижное лицо Председателя серело и бледнело от внутренних болей организма. Он медленно, шаркающее, выдавливал из себя внутренние обиды собственных болячек.
— Что-то мне всё хуже. Что-то плохо и хуже. Жить, даже не охота от болячек внутри. Готовы, эти тибетские старики, меня лечить, оживлять: или не готовы?
— Наши официальные доктора не спешат, советуют тщательнее изучить их методы, возможности.
— Они, что, тупые? Полгода изучают. Всю жизнь работают по специальности, практикуют, людей режут миллионами, а толку? Где прогресс в науке? Зачем наши доктора тогда, хватит иностранных, они умнее. За деньги, но совестливее, эффективнее.
Гномик умно пожал плечами, кивнул головой.
— Дядя, но по вас не скажешь, что вы при смерти.
— Если б ты знал, как это мне даётся. Пока не подох, надо думать о стране. Этим, наверное, и живу. Цель и есть сама жизнь.
— И вы один с такой великой целью.
— А её хотят от меня отнять. Сволочи. Ублюдки. Всё, что я великого строил, присвоить себе. Политические негодяи.
— И исторические, тоже.
— Верно мыслишь. Я всегда верил тебе.
И великий Кормчий, зло и с душевным пафосом советского агитатора, мощно давил на дрожащую в комнате спёртую атмосферу подозрительности и страха.
— Что-то эти черти от меня важное скрывают? Мне бы не было так всё хуже и хуже. Следи тщательней за моим личным доктором Ли Чжисуем.
— Не может быть, дядя. За каждым доктором, лично, постоянно следим. И за стариками, за каждым следят наши опытные, преданные революции, агенты.
— Толку. Толку. Может, кого-нибудь из них, пора пристрелить?
— Надо подумать. Найти в ближайшем роду каких-нибудь предков подозрительных.
— А стариков, тибетцев?
— Какой смысл? — Небрежно брякнул племянник. — Им всем за сто. Для них день или год не играет той роли, как для обывателя.
Мао медленно привалился на подушку после минутного неожиданного напряжения.
— Никому нельзя верить. Никому. Все партийные прохиндеи дружно притихли и терпеливо, очень терпеливо, ждут моей затянувшейся, долгожданной смерти. Скопом. О власти моей каждый козёл сладко мечтает. Подонки. Нет, надо немножко пострелять негодяев. Миллионов двадцать, тридцать. Вон сколько их развелось. Сам не знаю сколько. В стране давно жрать нечего, а они в наглую плодятся, как куры, кролики. Крысы ненасытные. Что за страна? На войну всех гнать надо. На войну. Кто там у нас первый враг?
— Ну, как всегда — злобные Советы, нахальная Америка, тупой Запад.
— Погнать пешочком на границу пару миллионов новобранцев с автоматами. Пусть потешатся шумною пальбой из всех видов оружия. Скучно нашему великому, бедному народу. Нет живительного, исторического адреналина. Да и мне скучно. Может я и болею от того, что нет хорошей, большой, агитационной, народной войны с врагами. А так, хоть встряхнусь душою. Кровь веселей по жилам моим побежит. Будет что народу ладного сказать. Да и недовольных всех на бойню потянем. Пусть дружно воюют за революционные идеалы. Пусть. А то совсем зря живут. Сколько времени нам надо, чтобы перевести армию на военное положение?