— О преступнике, господин Арамона, я не знаю ничего, — Арно говорил спокойно, хотя Ричард видео, что губы у него побелели, — но унар Луиджи прав. Пропавшие вещи находятся наверху. Пусть господин капитан посмотрит на крюк от лампы…
Господин капитан посмотрел, и лишь сейчас унары осознали, что такое настоящие вопли. Предыдущие не шли ни в какое сравнение с тем, что исторгалось из капитанской пасти при виде пропавшего имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятной для подобной туши бросок — увы, цель была недостижима. Капитан же, приземляясь, проделал столь потрясающий пируэт, что Карл не выдержал и расхохотался. Бедняга в ужасе зажал себе рот ладошкой — не помогло. Страх и напряжение выплеснулся в диком хохоте, который оказался заразным. Второй жертвой пал Йоганн, за ним — Паоло; вскоре ржали уже все «жеребята». Окончательно потерявший голову Арамона выхватил шпагу и замахал ею, но неуклюже и как-то по-бабьи.
Кто-то засвистел, кто-то хрюкнул, кто-то заорал. Капитану было не до унаров. Взгляд его намертво вцепился в издевательски кружащиеся панталоны, господин капитан под улюлюканье унаров и собственные хриплые вопли отплясывал какой-то безумный танец, явно полностью лишившись рассудка. В этом он был не одинок.
— У-лю-лю! — по-охотничьи взвыл кто-то из унаров. — Ату его!
— Живьём, живьём брать!
— Вперёд, они не уйдут!
— Догнать и…
— Съесть!..
— Съесть! Съесть! Съесть!!!
— На штурм!
— За Талиг и кровь Олларов!
— В атаку! Бей!
— Коли!
Сумасшествие прервали слуги, притащившие лестницу. Арамона, шумно дыша и не выпустив шпаги, плюхнулся на ближайший стул. Унары торопливо занимали место в строю. Между начальником и «жеребятами» суетились слуги. Увы, чтобы снять злосчастные панталоны, пришлось громоздить друг на друга два стола и здоровенный, окованный железом сундук, на который и водрузили лестницу.
Сооружение выдержало, и предмет капитанского гардероба был снят и и с поклоном возвращён законному владельцу. Тот с рычанием отшвырнул их от себя. Набитые каким-то тряпьём панталоны скользнули по гладкому полу и отлетели к камину, где и замерли. Теперь казалось, что в луже крови лежит часть человеческого тела. Жуткое зрелище.
Слуги разобрали пирамиду и тихо исчезли. Суета сменилась леденящей неподвижностью, что давила унарам на плечи и спины.
Дверь отворилась. Какой-то слуга просеменил к господину капитану и что-то прошептал. Тот вздрогнул и склонил ухо ко рту слуги. Угрожающий оскал сменился ухмылкой, сулящей куда больше неприятностей.
Арамона не спешил говорить, но унары не сомневались — тот упивается будущим триумфом. По спине Дика скользнул холодок. Почему-то он был уверен, что капитан нацелится именно на него. Нашёл ли слуга доказательства или нет, ничего не мешает графу подбросить их. Да даже слуги могли. Или могли просто сказать, что нашли доказательства, ничего не подбрасывая.
Ричард понял — что бы не произошло, его не должны исключить. Этого не могло случиться. Он будет отбиваться до последнего, может, требовать самое жестокое наказание, стояние на горохе всю ночь, но он не хотел исключения. Это будет позор.
Арамона кончил раздумывать, с удовольствием покрутил рыжеватые усы, упёр руки в боки и пошёл вдоль строя воспитанников. Поровнявшись с Диком, капитан остановился и многозначительно втянул воздух.
— У меня есть основания полагать, — изрёк он, — что все преступления так называемого графа Медузы — дело рук унара Ричарда, и ему придётся ответить — за свою дерзость, за клятвопреступления и за попытку спрятаться за спинами товарищей.
Дик не дрогнул, смотря Свину прямо в глаза. Он знал, что был невиновен, но подобное бесило. Он не собирался признаваться в чужих преступлениях — его слова! И пусть его потом хоть завалит камнями.
— Унар Ричард, — протрубил Свин, — выйдите вперёд и взгляните в лицо тем, кто из-за вас подвергся наказанию.
Ричард подчинился. Но смотрел он в лица товарищей не потому, что был виновен, а потому что искал, мог ли среди унаров быть граф. Может быть, таинственных Суз-Муз двое? Жюльен и Анатоль опустили глаза, не выдержав его прямого взгляда. Мог бы. Ричард чётко это осознал. Товарищей графов больше, чем один или два.
— Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным?
— Нет, — твёрдо ответил Дикон.
— Тогда чем вы объясните то, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей и… — Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил: — И иные доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остаётся.
Никто не ушёл. Даже самые последние трусы среди унаров остались. Все понимали, что это неправильно. Что Ричард мог быть графом разве что в капитанском сне. Всё остались. И Дик понял, что всё это время жил среди товарищей.
— Все свободны, — повторил Арамона.
— Это не есть правильно! — Рык Йоганна раскатился по трапезной. — Хроссе потекс вешаль я.
Капитан окаменел.
— Мы, — поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный торский акцент. — Это есть старый глюпый шутка в традиция дикая Торка…
— В Торке так не шутят, — вышел вперёд Альберто. — Это сделал я.
— Не ты, а я, — перебил Паоло. — А потом испугался и спрятал медузье барахло в комнате Ричарда.
Сердце Дикона подскочило к горлу — все из них заведомо лгали, спасая его. Но сам он не хотел тянуть друзей за собой.
— Господин капитан совершенно прав, это сделал я!
— Врёшь! — перебил Паоло. — Ты со своим дурацким воспитанием всё прямо выскажешь, а не…
— Это сделал я! — громче крикнул Дик.
— Не говорить глюпость — это сделаль мы!
— Нет, я…
— Я, и никто другой!
— Прошу простить, — Арно наконец-то смог вклинится, — но это сделал я. Мои братья много рассказывали об унарских традициях, и я заранее подготовился.
Ещё несколько унаров открыли рот, чтобы взять вину на себя. Северин, Константин, Франсуа, Эстебан… Кажется, даже Анатоль был готов крикнуть, что именно он виноват. Однако капитан перебил их всех.
— Хватит! — заорал Арамона, игнорируя голоса других унаров. — Вы, шестеро! В Старую галерею! До утра! Остальные — спа-а-а-а-ать!
Дик заметил взгляд Эстебана. Тот смотрел в спину капитана и явно был в ярости. Сразу стало понятно — Эстебан расскажет всё, что посчитает нужным, своим родственникам. Даже если то же самое сделают кэналлийцы, что могут донести чуть ли не Ворону лично.
========== Глава Четвёртая. Нас было двадцать один ==========
«Мёртвым — покой, живым — жить.» ©
Узкая дверца вела в длинный сводчатый коридор с камином посредине и нишами для статуй святых. Было холодно и сыро. Почему-то вспомнились долгие неласковые вечера в надорском замке, где свечей не жгли. Свечи матушка экономила. Был такой же мрак, был почти такой же мороз, он вместе с сёстрами дрожал в одной кровати, наплевав на запрет матушки, и растирал окоченевшие пальцы у Дейдри и Эдит. У Айрис утром был приступ. У него самого в глотке скрёбся кашель, но он молчал, чтобы не напугать сестёр. Айрис тоже молчала. Её рука то и дело начинала тереть грудь, но сестра одёргивала себя. Где-то в комнате капала вода. Потолок не чинили уже давно.
Воспоминания накрыли, как волна, и также быстро отступили. Сёстры, деревенские, Юка — все остались в далёком родном Надоре. Холод был здесь и сейчас.
Паоло думал недолго. Передёрнув плечами и заведя руки за спину, кэналлиец принялся выстукивать сапогами бешеную дробь.
— Эй! — выкрикнул он. — Живо в круг, а то замёрзнете!
Узники Старой галереи ждать не стали. Спустя мгновение унары отплясывали каждый в меру собственных сил и умений. Пляска помогла — сначала стало тепло, а затем и жарко.
— Теперь нам надо сидеть вместе спина до спины, — пропыхтел Йоганн, — так мы долго храним наше тепло.
Унары медлить не стали. Все быстро расположились спина к спине, подтянув колени к груди и засунув мёрзнущие руки между бёдер. Друзья успели рассказать друг другу про холода и в Надоре, и в Катерхаус, также объяснив, как с ними бороться. Кэналлиец и марикьяре в ответ сказали, что жару тоже порой невозможно переносить, и рассказали несколько способов борьбы с ней. Арно ничего не рассказал, но тогда очень сильно призадумался.