— Мне всё равно, — максимально честно ответил он. Юка ему бы за такое обращения с собственной судьбой дал бы подзатыльник, но он правда не видел разницы.
— Окделлу не должно быть «всё равно». С этих слов начинаются все поражения и все отступничества.
— Тогда… — Килеан-ур-Ломбах заведует городскими гарнизонами, Ариго же имеет пропуск по дворец на правах брата королевы. Где он сможет получить больше пользы? Наверное, там где больше связи. Решено, тогда брат королевы. — Наверное, алый.
— Цвет королевы, — улыбнулся кансилльер. Теперь его речь не напоминала Дику журчание из-за крысы, но кансилльер действительно зажурчал. На этот раз про королеву. — понимаю. Катарина Ариго родилась слишком поздно — век истинных рыцарей, к сожалению, прошёл. Во времена Эрнани Девятого все Люди Чести носили бы алые ленты и ломали бы копья в честь Талигойской Розы… Увы, её величеству приходится жить в той же грязи, что и нам. Кстати, о копьях, — перескочил Штанцлер, — когда у тебя выпускной бой?
— Через семнадцать дней.
— На какое место ты рассчитываешь? Если забыть про Арамону и его подлости.
— Если честно… — Он постарался подобрать слова для ответа, но Штанцлер его перебил.
— Окделл не может быть нечестным. Ты в Лаик не первый, я понимаю, но, надеюсь, и не последний. Кто из унаров сильнее?
Тут признаваться было не стыдно. Ребята были действительно сильнее его. По крайней мере, в фехтовании так точно.
— Эстебан и Альберто, потом Катершванцы и Арно. С Эдуардом и Валентином мы на равных.
— Значит, шестой или седьмой. Не так уж и плохо.
— Эр Август… — Что тут можно ответить? Думай, Ричард. Ты блаженный дурак, давай. — Я стараюсь, но мне никогда не догнать Эстебана и Берто.
Хотя бы потому, что они тренировались с самого детства, а деревенские учили меня больше драться и выживать, нежели фехтовать.
— И не надо. Я почти рад тому, что лучший не ты, хотя нашему делу это пошло бы на пользу… — взгляд кансилльера стал слегка рассеянным, будто бы… будто бы он вспоминал заученный текст. — Быть первым бойцом, Дикон, опасно. Оружие развращает, людям нравится побеждать, а твоя победа — это чужое унижение и чужая кровь. — Что? Что вы несёте, господин кансилльер? Но если оружие развращает, разве тогда на чьём-то чужом клинке не окажется моя кровь и кровь моих близких? Да на клинке того же Ворона, к примеру. — Не важно, на чьей стороне правда, важно, кто лучше машет клинком. Победитель входит во вкус, начинает дразнить судьбу, смотреть на других как на грязь под ногами. Его боятся, а он смеётся. Ворон начинал с побед в Лаик, и я не представляю, чем он кончит, если его не остановить. Ты хоть понимаешь, о чём я?
Складно говорите, эр Штанцлер. Но вы забываете, что Ворон не просто победитель, он — лучший. Ещё никто не смог победить его в поединке. Один противник, четыре, двадцать — он остаётся жив и остаётся победителем. Его боятся, но его уважают. Ему не важно, на чьей стороне правда, потому что он служит короне и государству, и за это ему готовы простить всё. Потому что когда на нашей стороне Непобедимый — мы называем его благословлённым, когда на чужой — проклятым. Но Ворону плевать на нас. На то он и герцог Рокэ Алва.
Этот цирк пора заканчивать.
— Я понимаю, эр Август, — покладисто согласился он. — Ой… — Он изобразил растерянность и тревогу. — Эр Август, я тут вспомнил. Арамона перевёл все часы на полтора часа, я могу опоздать!
— Да? — Штанцлер наклонил голову. Крыса исчезла. Куда? — Я отпущу тебя пораньше, Дикон, не волнуйся. Я передам брату её величества твоё согласие, а сейчас обедать, обедать и обедать… Заодно расскажешь старику про своих приятелей.
Пятьдесят минут получилось выиграть. Ладно. Пятьдесят минут — не двадцать, если бы он сказал, что часы перевели на час. Главное, чтобы эр Штанцлер не узнал, на сколько их перевели на самом деле. И не забыть навестить надорскую общину в Олларии. Те смогут передать весточку деревенским, да и самому Ричарду не помешает познакомиться с людьми, чьим герцогом он является.
***
Спустя двадцать один день после визита к Штанцлеру, во второй день Весенних Волн, Дик снова встретился с кузеном. Наль ждал у моста. Обычно спокойный, даже медлительный, сейчас он был необычайно взволнован. Он изо всех сил пытался не показать виду, но получалось у бедняги неважно. Что-то случилось? Наль болтал о пустяках, деланно смеялся и с преувеличенным воодушевлением вспоминал родные места. Дикон, может быть, поддержал бы разговор, но старый холодный замок явно не стоил такой похвалы. Интересно.
Долго ждать было неинтересно. Дик был не на надорской охоте, чтобы долго выжидать, так что он осадил Баловника. Удивлённый кузен последовал его примеру.
— В чём дело, Дикон?
— Это я должен спрашивать, в чём дело. — Дик посмотрел Налю в глаза. — Ты сам на себя не похож.
— Ну, понимаешь ли… столько новостей…
Кузен явно должен был сказать ему что-то важное, но не мог подобрать слова.
— Что случилось, Наль? — спокойно спросил Ричард, всем телом развернувшись к кузену.
Тот смутился, хотя был старше на девять лет. Дик уже давно понял, что кузен может одинаково смущаться как от крика, так и от абсолютно спокойного тона.
— Ну… — Наль явно не знал, с чего начать. — Ну, я видел вчера эра Августа. Он меня вызвал… Давай зайдём куда-нибудь.
Ричард не обратил внимание ни на название харчевни, куда они зашли, ни на вывеску, однако кузен пытался оттянуть неприятный разговор.
— Какая тебе больше нравится? — натянуто хохотнул он, имея в виду девушек на вывеске.
— Предпочитаю шатенок, — Ричард решил немного поддержать кузена, не слишком давя. — Закажем ужин?
— Видишь ли… — кузен помялся, — Да, давай.
Наконец, кузен решился, когда слуга принёс запечённое с сыром мясо и хлеб.
— Видишь ли, Дикон… Тебя отправят назад, в Надор. Арамона доносит, что ты ненадёжен.
— Отправят? — переспросил Ричард. Интересно. — Но Ариго и Килеан-ур-Ломбах готовы меня назвать.
— Были готовы, — опустил голову кузен, — но… Ты же знаешь, кто у нас настоящий король. Квентин Дорак! Был Высокий Совет… — кузен снова замялся, а потом вздохнул и решился. — Короче, кардинал дал понять, что не желает, чтобы Ричард Окделл оставался в столице. Килеан и Ариго — Люди Чести, их и без того подозревают, они не могут рисковать всем… Дикон, в конце концов, в Надоре не очень и плохо. Давай считать, что… что ты не покидал Надор. Ждать осталось недолго, через несколько лет мы снова попробуем…
Что там будут пробовать через несколько лет Люди Чести, его не интересовало. Его волновало другое. Неужели всё это было зря? Прощание с близкими, жизнь по-новому, новые друзья и товарищи — всё зря? И он просто уедет обратно, притворившись, что ничего не было. Зачем всё это было? Вступление в братство, учёба, смерть Паоло… Зачем? Осознание камнем осело где-то в груди, волной текло по венам, ветром играло под пальцами — он не хотел уезжать. Он хотел остаться.
— Дик, — кузен выглядел испуганным, — что с тобой?
Наль зачастил.
— Я тебя прошу… эр Август тебя просит, сохраняй спокойствие. Сейчас ты ничего не сделаешь. Надо ждать!
Литов пёс, всё враньё! Эти люди лгали ему, что он нужен в столице, уговаривали на службу у Килеана-ур-Ломбаха или Ариго, говорили терпеть… И теперь те же люди бубнят обратное! Говорят, что сочувствуют, но палец о палец не ударят, чтобы ему помочь!
— Дик…
Ричард не стал даже слушать, он просто встал из-за стола, намереваясь уйти. Плевать на Людей Чести. Плевать на «друзей» отца. Он обещал Юке вести себя достойно, обещал, что не опозорит их. Литов пёс, что делать. Так хочется остаться. Неужели новая жизнь закончится завтра? Почему? Кто так решил?
Реджинальд не понимал, отчего Дикон злился, так что требовал, чтобы тот не делал глупостей. Наль был ему близок, но, видит Леворукий, он был слишком подвержен чужому влиянию. И из-за этого влияния он почти не видел настоящего Дика.