Дик не знал, кровью какого из седунов он оказался залит с ног до головы, но ран не было и в темноте крови не было видно. Оставалось лишь утереть липкую жидкость с глаз и не думать о том, как потом придётся отмывать её с волос.
Раздались взрывы. Из нескольких козлов сделали живые бомбы, и теперь те выполняли свои прямые обязанности. Влетевших в ворота можно было бы назвать всадниками Заката, такой ужас они нагнали. Успокаивало одно — этот ужас был на одной с ними стороне. Барсы с перепуга сначала застыли, как ещё молиться не начали своему ирбису. Впрочем, возможно и начали. Когда те поняли, что противник вполне себе уязвим, было уже поздно. Крепость, которую невозможно захватить, была захвачена.
Дик, ловя отходняк после боя, послушным хвостиком следовал за монсеньором и пытался вытереть кровь с лица. Волосы спутались и кровь уже подсохла, так что Дикон пытался хоть как-то спасти положение, используя вместо расчёски пальцы. Положение не спасалось. Адуаны, которые его ещё не видели, сначала застывали, а потом разражались диким хохотом, говоря, что «самый ужасный ужас» здесь именно Дик. Очень смешно. Четыре тысячи раз ха. Ну упал на него тот труп, ну испачкался в крови немного, чего ржать-то?..
— Я не стану этого делать, — отрезал артиллерист.
Дикон поковырял пальцем в ухе. Ворон был невозмутим, впрочем, он всегда был таким. Почти всегда. Вроде его терпение начало кончаться. Спор с Вейзелем у Рокэ был простой: последний хотел, чтобы первый заложил бомбы. Казалось бы, что сложного для артиллериста? Но у Курта были принципы, и в эти принципы не входило сметение всего живого горным селем.
Вроде как, там пленные. Дикон скривился. Будь он пленным у седунов, он бы молился, чтобы разбойники умерли какой-нибудь мучительной смертью, можно даже вместе с ним. Ведь вспоминая, как барсы относятся к пленным… Рокэ был милосерден, когда всего лишь-то их повесил, причём, с открытыми глазами.
— Хорошо, — медленно и мрачно проговорил он. — Тогда это сделаю я.
Ричард равнодушно посмотрел на Рокэ. Он не сомневался, что эр при желании бомбы заложит просто мастерски (Мастер-на-все-руки-Ворон. Тьфу.), вот только кто тогда будет управлять армией во время сражения? Курт? С разницей шесть тысяч против ста? Рокэ не оставляет Курту выбора. Впрочем, он мог бы просто рявкнуть: «Я тут Проэмперадор, так что пошёл и сделал!» — но старый артиллерист из-за этого не захочет вдруг заложить эти бомбы. Была у Курта такая черта: он либо должен был хотеть либо понимать необходимость, либо смириться с неизбежностью. Во всех остальных случаях Вейзель мог и кота к крысам запустить, так что тогда ничего хорошего ждать не приходилось.
— Вы?! — взвыл Вейзель с таким видом, будто Ворон пообещал ему захватить Дриксен к завтрашнему утру.
— А что вас удивляет? — ухмыльнулся Алва. — Я знаю минное дело немногим хуже вашего.
Да-да, эр Рокэ, мы поняли. Есть ли вообще что-то, чего вы не умеете? Тут Дикон ухмыльнулся. Навряд ли у эра была возможность научиться стирать простыни. Работа неблагодарная и тяжёлая, кто вообще придумал, что этим должны заниматься девушки?
— Но вы не можете быть сразу в двух местах!
— Правильно, не могу, — согласился Рокэ, — поэтому с армией останетесь вы. Нам нужно время, шести дней достаточно.
— Это немыслимо! Шесть тысяч против ста!
Ну, не сказать. Дикон равнодушно подумал, что на их стороне Ворон. Там в победе сомневаться не приходится. Хотя, если честно, он уже немного бесит своей непобедимостью.
— Нужно — значит, мыслимо. Ваше дело — задержать Лиса у Дарамы, побеждать необязательно.
Прямо успокоили. Вейзель — артиллерист, а не стратег или тактик. Для него, живущего в своём уютном деле среди пушек и коней, победить сто тысяч шестью сравни чуду или проклятию. Смотря, что сердцу ближе.
— Вы не оставляете мне другого выхода, — Курт сдался. — Будь по-вашему, и побери вас Леворукий!
***
Дикон немного нервно вглядывался в даль. Одно дело — надеяться и даже знать, что Ворон там уже себе всё придумал, и совсем другое дело — думать. Ну, точнее, задуматься. Шесть с половиной против ста. На каждого их воина минимум пятнадцать воинов противника, и то, в лучшем случае. Было… страшно. Пугала не Смерть, пугала зависшая над полем тишина. Кто? Кто опустил эту завесу тишины? Почему так… так тихо. В какой-то момент Дикону показалось, что он оглох, но он слышал разговоры других людей. Значит, не оглох. Земля чего-то ждёт. Ждёт и молчит, а Дик не может понять, надо ли радоваться или бояться.
Решив плюнуть на всё, Дик отправился искать Рокэ. Он впервые сражается вот так, не тихо и в ночи, а в открытую и днём. Это поле боя. Будущее. Надо было успокоиться, и единственный доступный способ — посмотреть на икону их победы. На Рокэ, то есть.
Ворон нашёлся довольно быстро, его окружали Бонифаций и Эмиль. Тема была привычная и избитая: безумие Алвы.
—…книжки воинские читал. В них написано, что по всем законам тактики и стратегии ждёт нас поражение неминучее, — «порадовал» епископ.
— Если по законам, — хмыкает Алва, — то ждёт. Так что, господа, прошу о законах забыть. Что Лис нам может противопоставить, кроме численного превосходства? Да ничего!
Только это не очень успокаивает, эр Рокэ.
— Мне б твою уверенность, — раздражённо откликнулся Савиньяк. — Тебе легче, ты уже влезал в подобные драки.
— Нет, — оскалился Ворон, — я тоже не влезал. Если ты намекаешь на Альтхекс, нас там было не больше чем один к семи.
Какой такой Альтхекс, Ричард не помнил. Не хотел, может быть, а может, просто не нашёл необходимости вспоминать. Рокэ сейчас одним своим видом успокаивал и вводил в ещё большую дрожь. Что ж, Дикон закрыл глаза, когда ж молиться о сохранении наших дурных голов, как не сейчас. Литов пёс, когда ещё.
— Я имел в виду Винную улицу, — поправил Эмиль. Винная улица? Звучит, вроде бы, знакомо. Где бы он мог это слышать…
— А, так ты о поединках, — лениво протянул Алва. Выглядел он сейчас, впрочем, слегка раздражённым. Кажется, вопрос ему не понравился. — Предел человека — двенадцать, в крайнем случае четырнадцать врагов, если они, конечно, умеют держать шпагу. Впрочем, не знаю, можно ли подобную комбинацию назвать поединком.
— Не лукавь, ты уложил раза в два больше.
— Ну, там были свои обстоятельства, — хмыкнул Рокэ. Интересно. Его настроение, вроде бы, выправилось.— Но вернёмся к нашим казаронам. Я остаюсь с пехотой, его преосвященство защищает «беззащитный» обоз, а ты, Эмиль, со своими ждёшь на опушке. Окделл, отправляйтесь с Савиньяком. Вы столь рьяно рвались на скалы, что не могу я и теперь не дать вам возможность проявить себя.
Дикон сузил глаза, но возражать, впрочем, не стал. Глупое занятие. Тревога постепенно отступила, давая место какому-то неправильному, глухому раздражению. Неприятно. Впрочем, оно тоже быстро ушло.
— Святая Октавия, — совсем рядом раздаётся вопль епископа. Дик повернул голову и так и замер. Литов пёс, это что?! — Уж не сквернавца ли паонского я зрю?!
— Нет, Ваше Преосвященство — невозмутимо отвечает Алва, пряча усмешку в уголках губ, — это всего лишь генерал Шеманталь. Просто он, как и вы, сегодня сменил туалет.
Сменил туалет? Всего лишь?! Жан сверкал со всеми этими украшениями так, что глазам становилась больно. Голову мышастого жеребца, на котором восседал командующий авангардом, украшала трофейная корона, прикрученная к конскому оголовью, к короне были прилажены три пары каких-то подвесок, в гриву — вплетены браслеты и кольца, и даже в хвост были вплетены какие-то золотые цацки. Еще одна корона красовалась на голове самого Шеманталя, причем таможенник лихо сдвинул золотой обруч набекрень наподобие берета. На шее Жана болталось несколько ожерелий и богатое монисто, а на поясе бренчали связки колец. И всё вырвиглазное великолепие — золото и драгоценные камни! В пору беспокоиться о том, что коням будет тяжело, впрочем, Жан тогда бы не цеплял столько.