Приветственная речь удалась на славу, вот уж в чём Арамона был хорош. Осталось выдержать завтрак, чтобы выйти в какой-нибудь безлюдный коридор и от души насмеяться с братьями, на лицах которых тоже время от времени вылезали улыбки. Как там кто-то сказал? Роскошь.
— Сейчас унары по очереди, начиная с того, рядом с которым я стою, выйдут на середину трапезной и громко и отчетливо назовут свое имя. Затем отец Герман прочтет молитву о здравии Его Величества, и все отправятся в фехтовальный зал. Завтрак позже. Я хочу посмотреть, что за кони мне достались на этот раз. Итак, унар, встаньте и представьтесь.
Ладно, может быть, завтрак терпеть не придётся. По пути в фехтовальный зал есть безлюдные коридоры? Или нет?
Толстый кареглазый парень встал точно на указанное место и гаркнул:
— Карл.
— Унар Карл. Повторите.
— Унар Карл!
Сейчас бы только ещё и с сотоварищей начать смеяться. Хотя, Арамону им не превзойти. Уже точно нет.
Похожий на ласку брюнет изящным движением поднялся из-за стола и, оказавшись рядом с Карлом, негромко сказал:
— Унар… Альберто.
— Следующий.
Высокий юноша с дерзкими глазами двигался не медленно, но и не быстро.
— Унар Эстебан.
— Следующий…
Ричард старался запомнить всех. Либо хотя бы выделить для себя отличительные черты. Так было бы легче.
Бледный и худой — Бласко. Имя кэналлийское, если он правильно помнит. У Жоржа на правой щеке родинка, Луитджи ростом мелковат, прыщавый — это Анатоль. Валентин… Наследника Приддов зовут именно так, значит тот юноша, что рассматривал свои руки, был он. Вертлявого непоседу звали Паоло, тут и гадать не надо, кэналлиец. Имя Арно обожают в роду Савиньяков, тут тоже запомнить легко. Братьев Дикон уже знал.
Следующий он.
Дикон вышел, стараясь сдержать смешинки, которые успел поймать, внутри. Впрочем, он постепенно успокаивался.
— Унар Ричард.
— Следующий…
— Унар Роберт…
— Унар Франсуа…
— Унар Юлиус…
Константин, Эдвард, Жюльен, Макиано, Северин… Сотоварищей было двадцать один человек. Несчастливое число, но сделать с этим ничего нельзя. Приметы не сбывались редко, но кого они выбрали жертвой на этот раз.
Юка почти всегда говорил, что приметы — предатели Судьбы, потому что считал, что человеку они подсказывают против её воли. Судьба хочет чего-то одного, но приметы оставляют знаки, которые помогают избежать дурных намерений, предупредить несчастный случай либо же изменить судьбу. Увы, были также вещи, которые обычный человек изменить не сможет. Юка считал, что таких вещей не бывает. Староста просто качал головой. О том, что у Юки нет судьбы, не шутил только ленивый, и сочувствовать не пытались. Зачем сочувствовать человеку, который абсолютно счастлив?
Дикон бы тоже хотел стать человеком без судьбы. Он снова оглядел своих сотоварищей — увы, сейчас он может лишь смотреть на подсказки. Дик сжал в руке браслет, серёжка Юки была любовно туда вплетена. Как хорошо, что она круглая и не слетит.
Новую жизнь надо начинать по-новому, но забывать старый опыт абсолютно нельзя.
Но сейчас ему надо думать о совершенно других вещах. Что бы там не говорил эр Штанцлер, а Дикон собирался завести друзей. Восемь месяцев провести в молчании и одиночестве? Увольте, он на такое не подписывался. Беззаботность обязывает!
========== Глава Третья. Друзья-товарищи ==========
Комментарий к Глава Третья. Друзья-товарищи
В главе присутствует приступ астмы и сопутствующие им симптомы и ощущения. Автор просит прощения за графическую неточность, у него нет опыта в подобном.
«Любая дружба начинается с двух человек.» ©
Время потекло по-свойски, то пытаясь замедлиться, то ускориться. Погода ухудшалась с каждым днём, будто бы кто-то закрыл небо занавесками туч, да так и оставил, забыв открыть их обратно. Дождь стучался в окна с завидной периодичностью, ходил под голыми деревьями парка и танцевал на водной глади пруда. В общем, развлекался как мог. Лаик под этим дождём стоял безмолвный и вечный, стенами и крышей укрывая внутри себя слабых людей от веселящийся стихии. Крысу Дикон с тех пор не видел, а проверить всё никак не доходили руки.
Дикон был занят важным делом — налаживанием контактов. И то ли унары просто не ожидали такого почти нездорового энтузиазма от «сына предателя», то ли образ блаженного дурака так отменно работал, но недостатка в общении у Дика не было. Не все, конечно, были любезны и дружелюбны, но и откровенно враждебен не был никто.
Хорошо отношения сложились с кэналлийцами, Альберто и Паоло. Казалось бы, общих тем для разговора быть не должно, но они нашли друг у друга общую страсть к сказкам родных мест. Истории из жизни пересекались с древними сказаниями, находили у всех троих живейшие отклики, так что споры про аллегории перерастали в настоящие баталии. Каждый искал истину, находил свою и живейше пытался доказать товарищам, что уж его правда — истина всех истин! Напрасно, конечно, потому что, как оказалось, на Севере и на Юге рассказывают одно и то же, просто разными словами на разных языках. Но подобное обстоятельство спорам не мешало, наоборот! Интерес от этого только возрастал.
Друзьями он также называл братьев-близнецов. Тех было интересно слушать, те всегда находили, что сказать, и с ними никогда не было скучно. Если шутки кэналлийцев были лёгкими, слетающими с губ, словно свист ветра, то шутки близнецов были неожиданными. Ты просто не ожидаешь, что то, что они скажут сейчас, будет шуткой, отчего порой смешно раза в четыре больше. Даже если сначала ты не понимаешь, что они только что пошутили.
Норберт действительно был хитрый, как кошка, это было неочевидным, но это пришлось признать.
Ещё одним своим другом, кроме кэналлийцев и братьев-близнецов, Дик мог бы назвать Арно. Тот был весёлым, непоседливым и невероятно азартным. Порой это азартность доходила до абсурдных мелочей, из-за чего у них сложилась местная шутка: «Унар Арно, открывайте ворота, там к вам пятьдесят четыре шляпы на дегустацию пришли!» Арно делал вид оскорблённой невинности, но, кажется, веселился с этого больше всех остальных. И что у него получалось просто прекрасно, так это слушать чужие истории. Казалось, так заслушается, что вместе с ушами в рот к говорящему залезет, не иначе.
Дикон был готов признаться себе, что никогда так не хохотал. Он смеялся с утра, смеялся между занятиями, хихикал перед сном, вспоминая прошедший день. Ни плохая погода, ни придирки Арамоны не могли испортить его настроение, не могли даже сколько-нибудь задеть его. У него были друзья, ему было хорошо. А там, дальше, хоть потоп.
Самые странные отношения у него сложились с Эстебаном, если быть честным. С одной стороны, приятелями их язык назвать не поворачивался. С другой стороны, ни врагами, ни незнакомцами они не были тоже.
— Вот это да, неужели потомок Великого Дома в очередной раз рассказывает истории родовых земель, — Раздались издевательские аплодисменты. — Браво, унар Ричард, право же. Не пытались ли вы стать бродячим артистом?
— Только если вместе с вами, унар Эстебан, — Ухмылка сама вылезла на лицо. — А то, я гляжу, вам понравилась история.
Арно обычно в такие моменты говорил всякую чушь про то, что если Эстебан после этого не спасёт его жизнь, то он съест свою шляпу. Будь Ричард на месте шляпы, он бы начинал опасаться.
Валентин на контакт не шёл. Он был холоден со всеми одинаково, но при этом все с ним общались, не отвергая от своего круга общения. За глаза их компания называла его Ледяным, и только Арно отличился, каждый раз добавляя, что он Ледяной Спрут. Тут уже Дикон мог поспорить на свою шляпу, что Валентин однажды спасёт ему жизнь. Арно кривился, плевался, но доказывать обратное не спешил.