В конце концов, унары разбились на свои группки, в которых общались под строгим взглядом менторов. Менторы с этим всё равно ничего не могли сделать, лишь в очередной раз предупредили, что дуэли запрещены под угрозой лишения титула. Унары покивали, и с тех пор между группами царил показательный нейтралитет, несмотря на то, что их компания умудрялись быть ближе в общении с группой Эстебана (Константин, Франсуа и Северин) и с Валентином. По крайней мере, Арамона не пытался придираться к Дикону слишком явно, пока тот «общался» с Эстебаном.
Об уроках фехтования и жалеть было нечего. Арно, кэналлийцы, близнецы и Эстебан (даже он!), как один, в голос твердили, что Арамона ничему не может научить. Так что каким-то навыкам Дик мог научиться лишь тогда, когда его ставили с ними в поединки. Чаще всего с Эстебаном, так что показательное фехтование превращалось в театр абсурда, он и Дикон старались уколоть противника побольнее словами, не действиями. Пока у Эстебана было одно неоспоримое преимущество — фехтовал он лучше. Зато тренировать тоже мог.
Время протекало по свойски, они учились, веселились и общались, не падая в почти пошлый конфликт партий и не мешая другим «своими» политическими взглядами. Казалось, будто Талиг на несколько мгновений прекращал для них существовать. Унарам было не до него.
***
В первый раз Суза-Муза-Лаперуза граф Медуза из Путеллы заявил о себе обычным для этой зимы днём. Капитан Арамона поднял крышку супницы и выудил оттуда огромную ярко-малиновую перчатку с шестью пальцами. Перчатка была с левой руки, и всё присутствующие понимали, что это означает.
Обалдевший от неожиданности капитан отшвырнул улов, шестипалая подруга пролетела над столом, отмечая свой путь жирными брызгами, и шмякнулась у камина. Слуга споро унёс неблагонадёжную супницу и вернулся с новой, с которой всё было в порядке. Арамона закончил трапезу, делая вид, что с ним всё в порядке, и вышел из-за стола, игнорируя малиновое пятно.
Когда капитан с клириком и менторами удалились, унары выскочили из-за стола и столпились вокруг загадочного трофея. Всеобщее созерцание продлилось около минуты, потом Норберт поднял малиновый ком и развернул. Перчатку украшал искусно вышитый герб, принадлежащий голодному и благородному Сузе-Музе-Лаперузе графу Медузе. Долго разглядывать подругу унарам не дал слуга, молча забравший перчатку у Норберта.
Послав капитану формальный вызов, Суза-Муза начал военную компанию, не дожидаясь ответа Арамоны. Первый подвиг Сузы-Музы был скорее предупредительным: таинственный граф изуродовал портрет капитана, пририсовав ему свинячье рыло и уши. Художником Медуза был посредственным, но подстрекателем оказался шикарным.
И без того красная рожа капитана стала вовсе багровой, но, вопреки ожиданиям, Арамона не завопил и ногами не затопал, а медленно обошёл всех воспитанников, поочерёдно разглядывая каждого по-рачьи выпученными глазами. Анатоль вспыхнул и опустил голову — ему эта пытка оказалась не по силам.
Молчали все: Арамона, унары и слуги. Зимний дождь молчать не желал, так что с особым упоением продолжал резвиться в парке за окном. Ему, дождю, не было необходимости что-то там выносить и ждать. Напряжение, например.
Наконец, господин капитан соизволил заговорить.
— Вступая в братство святого Фабиана, вы знали, что за поступок, совершенный одним, отвечает или виновный, или все. Обеда сегодня не будет. Ужина — тоже. Если, разумеется, я не узнаю, кто посягнул на изображение доверенного лица нашего государя!
— Хрю, — отчётливо раздалось откуда-то слева.
Смельчаком можно было восхититься, по крайней мере, его способностями чревовещателя.
Спать легли натощак. Дикон думал, лёжа в кровати, кто бы это мог сделать. Навряд ли все унары стали бы держать секрет товарища, тем более, после такого, кто-нибудь побежал бы с доносом. Но то ли граф скрывается от унаров, то ли действует не в одиночку.
Было ещё одно предположение: граф — не унар.
Утром на стене парадной лестницы появилась надпись, что свинья должна быть свиньёй, а не капитаном. После чего граф не делал из своих подвигов достоянием общественности, но о его деятельности можно было отслеживать по состоянию капитана. Граф шалил — капитан злой и дёрганный.
«Серые» будни Лаик разбавились графом Сузой-Музой-Лаперузой, хотя и без него было неплохо.
***
— Как думаете, кто является графом Медузой?
Подумать можно было и самостоятельно, но Дикон всё же решил обсудить несколько гипотез с друзьями. В конце концов, слушать чужие мнения — полезно для здоровья. По крайней мере, когда ты слушаешь мнения людей, которых считаешь минимум хорошими знакомыми.
— Кто-то из унаров? — Наклонил голову на бок Арно.
— Не обманывайся, словно капитан Арамона, — Паоло фыркнул. — Будь граф кто-то из унаров, слуги его бы уже давно поймали.
— Та-та, — Со знанием дела покивал Йоганн. — Подложить перчатка унар не есть могущий. Совсем не есть.
— Будь у нас доступ к капитанской еде, — Альберто прищурился. — Там было бы что-то менее безобидное, по сравнению с перчаткой.
— Нарианский лист{?}[Самое сильное из известных в Кэртиане слабительных]? — Невозмутимо уточнил Норберт.
— Я бы посыпал какой-нибудь яд ему в вино, — Арно показательно мечтательно закатил глаза.
— Фу, хорошое вино ядом портить, что за безобразие, — Со смехом возмутился Альберто.
— А я бы просто плюнул, — Ричард усмехнулся. — Ещё тратить на капитана всякие дорогие травки.
— Вот, — Паоло поднял палец вверх. — Вот она — настоящая северная экономия! Отравить врага ядом слюны, лишь бы деньги на яд не тратить!
Все засмеялись. Как бы граф не отравлял жизнь Арамоне, пока он не трогает унаров, те готовы были закрыть на него глаза. Ненадолго, правда. В конце концов, слуги или менторы, вот среди кого мог бы быть виновник, однако Арамона навряд ли это понимал. Переубедить его никто не пытался.
***
Сны этой ночью Дикону снились странные. Крысы бежали из города, как с тонущего корабля, бежали друг у друга по спинам, не заботясь, кого затоптали или перегрызли в бешеной попытки спастись, выжить!.. ничего не было видно. Лишь улицы, лишь люди, что смотрели из окон на шествие крыс. Бегите вместе с ними, почему вы стоите, почему просто смотрите?! Ричард пытался докричаться до них, но люди просто смотрели. Они не слышали его. Они были не здесь, не рядом с ним, не там, где он. Он не должен был их видеть.
Сзади, в том месте, откуда убегали крысы, мелькнула рыжая шерсть и чёрные глаза. Куница. Дикон был уверен, что куниц было много, но видел он лишь одну, что отдала свою кровь. Она возвышалась среди них. Он видел её, потому что она была залогом.
Да будет кровь правнучки Кабиоховой нашим залогом, а кровь блистательного — его.
Кто блистательный? Дикон не смог расслышать имя, не мог понять, кто решился связать себя кровной клятвой. Куница смотрела, как крысы убегали из города, куница перекрывала выходы. Как только последняя крыса покинет город, выход закроется. Черта будет перекрыта. Она залог, её кровь — то, что она отдала. Литов пёс, почему все люди просто на это смотрят?! Они знают, что будет, если кровный договор нарушить? Что будет со всеми, кто в эту ночь находился в городе? Кто не сбежал?
Они не знают.
Они не знают!
Чьи-то руки подхватили маленького крысёнка. Куница посмотрела на это, вздохнула и отвернулась. Какой-то счастливчик вытянул спасительный билет. Ричард не знал, кто он. Ричард думал, что ему же хуже будет. Особенно если он этим билетом не воспользуеться.
Проснулся Ричард со странным чувством. На грудь будто бы положили груду камней. Дышать было тяжело. За окном солнце ещё даже не показалось из-за горизонта, так что в комнате было темно, как в склепе. На несколько секунд это испугало до дрожи.
Как там учил Юка? Приступа вроде не было, но Ричард предпочёл быть уверенным.
Он начал растирать грудь, чтобы вернуть в лёгкие немного тепла. Получилось прокашлятся. Голос был сиплый, словно бы он кашлял всю ночь. Такое вполне могло быть.