В Андрэ было такое ощущение, будто бы она попала в свой страшный сон. Она не бежала, но ощущение, что за ней кто-то следит, оставалось. Тихо ступая по дорожке, посыпанной гравием, что вела к пруду, девочка радовалась, что у неё под ногами не шорох листьев, как это было в кошмаре. В противном случае она умерла бы от страха. Где-то хрустнула ветка, и большая птица пролетела прямо над головой у девочки. Та, присев, затаила дыхание и попыталась не шевелиться. Шестое чувство подсказывало, что позади неё кто-то есть. Вскоре везде стало тихо, и Андрэ продолжила свой путь. Вот уже совсем близко… Она подошла к берегу и, как завороженная, уставилась на луну, отражающуюся в воде. В один миг забылись все страхи и сны, остался только расплывчатый диск. Она даже не услышала, как Макмаер подошёл и стал возле неё. Посмотрев на отражение воде, он произнёс:
– Надеюсь, теперь всё в порядке?
Она не ответила. Дернув его за рукав, сказала только:
– Пошли.
В полном безмолвии они возвратились в дом, и уже возле своей комнаты Андрэ произнесла:
– Нет, Арион, я не избавилась от своего страха, так как в саду что-то или кто-то есть. Я это чувствую. Впредь больше не буду ходить туда одна, а тебе спасибо за то, что пошёл со мной. Назад я бы не смогла вернуться сама.
– Рад, что хоть как-то тебе смог помочь. А в пруду нет ничего, это просто твоё воображение, – он неуверенно улыбнулся, понятия не имея, как избавлять детей от страхов, и скрылся за дверью. Почему-то знал, что этой ночью не уснёт.
Андрэ посмотрела ему вслед. Что бы о нём не говорили, но она всегда будет знать, что Арион – очень добрый и отзывчивый человек.
Этой ночью тот старик снова приснился ей, и теперь сон был болезненным. Пламя, что сжигало неизвестного, перекинулось на неё, и девочка почувствовала, как огонь пожирает её тело. Такого ещё ни разу не было. Закричав, Андрэ попыталась вырваться из своего сна, но что-то не отпускало её. Минута, ещё одна… Дышать тяжело и больно, внутри всё горит, хочется пить…
Кто-то тормошит её, приподнимает, пытается разбудить. Андрэ ухватывается за эту нить, ведущую её в реальность, и понемногу приходит в себя. Ей всё ещё больно, но уже не так, терпимо. Всё тот же человек обнимает её, шепчет что-то успокаивающее, затем подносит стакан с водой, и девочка с жадностью пьёт, даже не открывая глаз. Ей это не нужно.
– Это всегда так? – услышала она вскоре напряжённый голос… Ариона. Так вот кто разбудил её! Замотав головой и давясь слезами, Андрэ прошептала:
– Такого ещё никогда не было. Раньше больно было не мне.
– Не плачь, я с тобой, – Арион крепче прижал к себе девочку и с трудом подавил облегчённый вздох. Слава Богу, всё позади. Видимо, кроме него, никто больше не слышал, как Андрэ кричала. Впрочем, он один в этом доме не спал.
Чувствуя себя защищённой, Андрэ начала снова засыпать. Память вдруг приоткрыла кое-что из прошлого, когда она играла с этим человеком, тогда ещё совсем мальчишкой. Он считал её своей младшей сестрой и любил по-настоящему. Он души в ней не чаял. Значит, тот Арион вернулся к ней, и всё будет хорошо. Только бы не отпускал!.. Почему-то казалось, что после этого ужасные сны больше не потревожат её. Всё будет хорошо.
Август, 1838 год
– Арион, ты готов? – Андрэ просунула голову в приоткрытую дверь.
– Я всегда ко всему готов, Андрэ, – ответил тот и поправил шейный платок, затем пригладил волосы, которые немного топорщились. Мистер Томпсон никогда не мог понять его маниакального стремления всегда коротко стричься. Одетый в костюм, сшитый по последней моде, Арион выглядел настоящим молодым джентльменом, хотя сам себя таким не считал. Скоро он должен был уехать в Лондон, чтобы учиться. Сегодня в Морган-Холле были гости, и мистер Томпсон потребовал, чтобы молодые люди присутствовали на террасе, куда в такой жаркий летний полдень должны были подать вафли и прохладительные напитки.
– Отлично выглядишь! – бодро ответила Андрэ. – Надо только найти тебе подходящую пару, и всё будет хорошо.
– Только не напоминай о дамах, – отозвался тот. – Мне ещё сколько раз надо будет приветливо улыбаться им и делать комплименты. Вот за что я не люблю светских дам, так это за то, что они говорят одно, а думают другое. Можно сказать, врут без зазрения совести. Впрочем, если честно, сам я далеко от них не ушёл.
– К счастью, у меня насчёт этого опыта нет почти никакого. Да и вести себя, как надо, тоже… Мать ведь я не помню, а отец никогда не заговаривал об этом. Всё Мэри...
Андрэ умолкла, и Макмаер с сочувствием посмотрел на неё. У него самого ситуация ничуть не лучше, но Андрэ хотя бы не обвиняли ни в чьей смерти.
– Внизу нас уже мистер Томпсон поджидает.
– А мы и не опаздываем. Ну, как, строгость мне к лицу?
– Вполне, – немного оживилась Андрэ. – Строгость тебе очень идёт. Как я заметила, ты по природе сдержан, хоть иногда можешь сказать такое, от чего стыдно всем. Но ты же был моряком, это тебя оправдывает.
– Я был не просто моряком, а помощником капитана.
– Какая разница? – она повертелась перед Арионом. – А как выгляжу я? Что скажешь?
– Ты бы ещё кушак завязала до потери сознания, – произнёс тот и стал неторопливо спускаться вниз.
Гости уже сидели в удобных плетёных креслах и пили сидр. Разговор зашёл о поэзии, и пожилая дама с тройным подбородком, проникнувшись ностальгией, увлечённо цитировала Шекспира. Когда она окончила, Эдвард Томпсон, видимо, чтобы самому не остаться в долгу, предложил Андрэ тоже что-нибудь прочесть. Та вспоминала недолго и, приняв важный и торжественный вид, сообщила, что посвящает стих Ариону в знак его расставания с прошлой жизнью. Тот усмехнулся и отсалютовал ей кубком, а девочка прочла:
Буря в душе умереть не дала,
Разум и мысли не сгорели дотла,
Боль придаёт этот дар вновь глазам.
Ради спасения его я отдам…
Ради спасения я выйду из тьмы,
С кровью смешаю я чувство вины.
Дар передам тому, кто связан со мной.
Он теперь станет в бой с жизнью, с судьбой…
Всем понравился этот стих, хотя почти никто не понял его смысла. Гости также не обратили внимания на то, что мистер Томпсон был необычайно бледен. Сославшись на духоту, он вошёл в дом и не появлялся минут двадцать, а когда вернулся и сел на своё место, глаза его были подозрительно красными.
– Этот стих посвящён Дару на двоих, – прошептала Андрэ на ухо Макмаеру, пока никто не обращал на них внимания. Тот нахмурился.
– Знаешь, в других странах я видел шаманов и людей, имеющих якобы нечеловеческие способности. Немногим это принесло удачу. Чудовища, что не чувствовали боли и не знали жизни. Дар, ниспосланный свыше, налагает определённую ответственность, как мне кажется. Мне твоя сила из-за таких стихов уже не нравится.
– Арион, ты же не знаешь, как это интересно! – удивлённо произнесла Андрэ. – Знать, где находится человек! У тебя её нет, ты не знаешь, что это такое!
– Не знаю и знать не хочу. Не желаю быть заложником способностей, которые мне не принадлежат. Одно дело, когда ты развиваешь в себе вполне реальные возможности, но то, что даровал Бог, он может так же легко и забрать.
– Что ж, это твоё мнение. Ладно, не буду тебе о нём напоминать, но взамен ты должен научить меня фехтованию.
– Принимаю твои условия, – улыбнулся тот и, нацепив на лицо крайнюю заинтересованность, обратил своё внимание на другую гостью, принявшуюся петь. К чести всех присутствующих, они выдержали это испытание.
Глава 4. Весёлые времена
В Лондоне Арион довольно быстро освоился. Всё, что ему нужно будет проходить сейчас, он уже прочёл, запомнил и был готов к любым атакам профессоров. Жить ему предстояло в Эммануель-колледже *, а пока он остановился в своём городском особняке. Так как с помощью дяди Эдварда он должен лишь был посещать лекции вместе с остальными студентами, после лекций получать дополнительную нагрузку у других преподавателей, а отчитываться в основном перед профессором Клауриком, то это только прибавляло ему энтузиазма. Не хотелось сталкиваться с другими лицами, Арион просто чувствовал, что не готов к такому широкому кругу знакомств. На корабле было всё проще: ты или друг, или враг. Здесь же ещё со школы, полной жестокостей, начинаешь крутиться в поисках выхода, улавливать малейшие нюансы, имея при этом богатый, но отнюдь не заманчивый выбор: стать таким же, как все остальные, пойти против всех, забиться в уголок и молчать, пока о тебе не вспомнят, или же стать лидером. Арион со своей стороны взял всего понемножку, и в школе это сыграло с ним плохую шутку, став одной из причин его ухода из дома. Ему приходилось затаиваться на время от более сильных, выслушивать умные речи по поводу того, как он, наполовину шотландец, вообще оказался здесь; кивать и соглашаться, выступать в нужных ситуациях в качестве поводыря или тупого исполнителя, а потом – и это было настоящее удовольствие – отыгрываться на остальных. Он старался мстить не слишком серьёзно, чтобы не нажить себе, соответственно, серьёзных врагов, но всё понемногу накапливалось и под конец вышло наружу, облив с ног до головы грязью не только его самого, но и других. И он, Арион, знал, что так будет, рассчитывал на это, поэтому попался не только он. Но об этом ему как-то не хотелось вспоминать.