Неописуемым.
О боже, о б-боже мой…
Его бедра один раз врезаются в меня. Дважды. Рывок, ягодичные мышцы напрягаются, покачиваются, и его член пульсирует во мне. Когда я чувствую его тепло, мой собственный оргазм достигает цели, долгий, жесткий и интенсивный.
Пальцы на ногах сжимаются.
Рот открывается.
Я стону.
Мои руки тянутся к его заднице, хватают, притягивая ближе.
Ретт все еще дрожит, таз каждые несколько секунд сокращается, дыхание затруднено.
Не знаю, как долго мы лежим, завернутые в объятиях друг друга, моя голова оказалась на его груди, слушая ритм его колотящегося сердца.
Его сердце принадлежит мне.
А мое принадлежит ему.
ЭПИЛОГ
Ретт
Шесть месяцев спустя
― Малыш. ― Голова Лорел торчит из кухни, где она распаковывает кухонную утварь в ящик рядом с плитой. ― Гандерсон и Оз здесь с диваном, ты можешь открыть дверь?
― Уже иду.
Внизу Оз Осборн и Рекс Гандерсон задним ходом въезжают во двор на большом черном пикапе Оза с огромным синим диваном, привязанным сзади.
Я машу им, направляя. Влево. Прямо.
― Стоп.
Мы быстро запихиваем этого ублюдка в переднюю дверь, устанавливаем его точно на том месте у стены, где Лорел показала мне.
― Давай не будем ставить его перед окном, ― предложила она. ― А что, если мы займемся на нем сексом? Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, как я скачу на тебе, э… у нас еще нет занавесок…
Справедливо.
― Малыш, ― ее голос прерывает мои размышления, она входит в гостиную, огненно-рыжие волосы разделены на две французские косы. Лорел держит коробку из-под тостера. ― Куда поставить тостер, который прислала твоя мама? Теперь у нас два.
― Давай сюда, ― отвечает Гандерсон, протягивая руки. ― Мне нужен.
― Купи свой чертов тостер. ― Я шлепаю его по руке. ― Мы, бл*дь, не отдадим тебе наш.
Лорел смеется над нашей перепалкой.
― Может быть, я могу забрать его и обменять?
― Да, давай так и сделаем. Думаю, мне нужно кое-что для спальни.
Спальня.
Я краснею от этого слова и от всего, что мы собираемся делать там, ночь за ночью. Одни.
― Как хочешь, малыш, ― она улыбается.
― Малыш? ― Оз фыркает. ― Господи, даже Джеймсон меня так не называет.
― Это потому, что она зовет тебя красавчик и милашка. Хохма. ― Гандерсон закатывает глаза.
Оз толкает его, и Рекс падает на диван.
― Заткнись, придурок, мне нравится, когда меня называют милашкой. Это мое любимое.
Лорел прерывает их спор:
― Эй, ребята, я не хочу мешать вашему любовному празднику, но диван ― это последнее из наших вещей?
― Ага, это все, ― говорю я. ― У нас их немного.
― Может, и нет. ― Она бочком подходит ко мне, обнимает за талию и прижимает к себе. ― Но они наши.
― Теперь меня может тошнит, ― Гандерсон фыркает. ― Я не могу поверить, что вы живете вместе.
― Эй, ― говорит Оз. ― Не критикуй, пока не попробуешь. На случай, если ты, бл*дь, забыл, новый парень будет здесь заниматься сексом двадцать четыре часа в сутки, пока ты дома ждешь свою ночь в неделю, чтобы попытаться кого-то трахнуть.
― Кровать уже установлена? Я бы не отказался вздремнуть, ― пыхтит Гандерсон.
Она есть, и мы ее уже обновили — дважды.
― Ты не будешь спать в нашем доме. Убирайся на хрен.
Рекс встает и шлепает Оза по пути к двери.
― Это благодарность за то, что я перевез тебя на новое место?
― Ты не передвинул диван и даже не помог его загрузить.
― Прекрасно, но я заслуживаю скидку за моральную поддержку.
Оз толкает его в живот.
― Нет, не заслуживаешь. ― Толкает его на крыльцо. ― Пойдем, я должен забрать Джеймсон. Мы идем ужинать, а мне нужно принять душ, чтобы привести в порядок яйца.
― Чувак, слишком много информации.
― Что? Говорю тебе, мой член выглядит больше, когда я подстригаю яички.
― Извини за это. ― Я закрываю за ними дверь и прислоняюсь к ней. ― Я не знаю, что Гандерсон будет делать, когда Осборн и Дэниелс закончат семестр.
Рыжеватые брови моей девушки изгибаются.
― Я могу сказать тебе, что он собирается сделать: он будет ходить за тобой по пятам, как щенок, пока ты не закончишь университет.
Два семестра, которые когда-то казались вечностью, чтобы добраться до них, теперь пролетают слишком быстро.
― Надеюсь, что нет.
Я в изнеможении плюхаюсь на диван, ноги расставлены, руки на бедрах.
Мой отец, возможно, не был в восторге, когда я объявил, что переезжаю к своей девушке после того, как встречался с ней всего шесть месяцев, но мама прислала нам несколько сотен долларов наличными, чтобы мы могли купить новый матрас и диван.
Лорел, склонив голову, смотрит на меня на этом диване, изучает, румянец ползет вверх по её шее. Щеки краснеют.
― Что? ― выпаливаю я.
― Мне нравится смотреть на тебя в нашей гостиной. Даже говорить об этом сексуально. ― Она делает паузу. ― Мы можем делать все, что захотим и когда захотим.
Мой член дергается, когда она приподнимает край свитера и снимает его.
На ней нет лифчика.
― Когда у тебя тренировка?
Я уже расстегиваю пуговицу на джинсах.
― В пять часов.
Сейчас три тридцать.
Трусики Лорел слетают, в то же время я стягиваю штаны. Сбрасываю их и снимаю рубашку, как только она садится на меня сверху, оседлав, и уткнувшись грудью мне в лицо.
Прямо там, где я их люблю.
Втягиваю воздух, когда она опускается на меня, ее голова уже откинута назад, Лорел хватается за спинку дивана, когда поднимается и опускается на мой член.
Я шлепаю ее по заднице, держа в ладонях. Сжимаю.
Шлепаю еще раз, чтобы побудить ее к действию, заставить двигаться быстрее.
― Нравится? ― Она лижет мне ухо. ― Тебе это нравится, малыш?
― Да, черт возьми, мне это нравится, ― рычу я. Обхватываю ее за талию, притягиваю к себе, пронзая её.
― Господи, как же я тебя люблю! ― Теперь толкаю и тяну ее вдоль своего члена.
― Думаю, мне понравится секс на диване. ― Она задыхается, ее глаза закатываются. ― Как ты думаешь, нам нужны еще красивые подушки?
― К черту подушки. ― Мои основные мышцы работают сверхурочно, ягодицы сжимаются. Еще один толчок, и я поднимаюсь на ноги, все еще внутри нее. Кладу ее в центр дивана, подтягиваю ее задницу к краю подушки. Подхватываю под икры, поднимаю. Резко вбиваюсь в нее.
Но.
Господи, я не могу вынести, когда мой язык не у нее во рту.
Притягиваю Лорел к полу, наклоняюсь, прижимаюсь губами к ее губам, небрежно целую. Вколачиваюсь в неё прямо здесь, на ковре так же, как я думаю делать каждую секунду каждого проклятого дня.
― О боже, я люблю тебя, ― хнычет Лорел. ― Да, вот так, вот так, не останавливайся, ― поет она. Напевает, как всегда, когда мы трахаемся. Занимаемся сексом.
Занимаемся любовью.
― Черт, детка, ты такая красивая, ― говорю я; яйца предательски напрягаются, посылая ударную волну вверх по позвоночнику.
― Я люблю тебя, ― она никогда не устает это повторять, и я никогда не устаю это слышать. Ее фантастические сиськи подпрыгивают, когда толкаюсь в нее, и не могу поверить, что это моя новая реальность.
Эта красивая, умная женщина любит меня.
Хочет жить со мной.
Это моя девушка.
Я буду щипать себя каждый день, благодаря Создателя за эти дурацкие плакаты во дворе, потому что если бы не эти флаеры и эти засранцы, я бы не трахал Лорел на полу нашего арендованного дома за пределами кампуса.
Наши тела.
Наше дыхание.
Notre maison. Наш дом.
Я не знаю, что случится после того, как мы закончим школу следующей весной, вернусь ли в Луизиану или… куда-нибудь еще, но мы оба знаем, что хотим быть вместе.
И мыслей об этом вполне достаточно.