Миротворца и велели идти обратно в нашу часть. Один из них фактически толкал меня оружием! — рассказывает Эффи.
Я не могу ни думать о том, что это непосредственный результат нашего, моего, Хеймитча и Пита, исчезновения сегодня днем. Это немного успокаивает меня: похоже, Хеймитч был прав. Пыльный чердак, на котором мы разговаривали, никем не контролировался. Хотя, могу поспорить, теперь это изменилось.
Эффи выглядит настолько взволнованной, что я, неожиданно даже для себя, обнимаю ее.
— Это ужасно, Эффи. Может, нам вообще не следует идти на обед? По крайней мере, пока они не извинятся. — Я прекрасно понимаю, что она никогда не согласится на это, но хотя бы прекратит жаловаться и ей станет немного легче.
— Нет, я справлюсь. Это часть моей работы — выдерживать все взлеты и падения. И мы не можем позволить вам двоим пропустить обед в вашу честь, — говорит она. — Но спасибо за предложение, Китнисс.
Эффи ставит нас в определенном порядке для нашего выхода. Сначала приготовительная команда, потом она, стилисты, Хеймитч. Пит и я, конечно, пойдем последние.
Где-то внизу начинают играть музыканты. Поскольку первая часть нашей процессии начинает спускаться, мы с Питом беремся за руки.
— Хеймитч говорит, что я не должен был кричать на тебя. Ты всего лишь следовала его командам, — говорит Пит. — И я совру, если скажу, что не скрывал ничего от тебя в прошлом.
Я помню свой шок в тот момент, когда Пит признался в своей любви ко мне перед всем Панемом. Хеймитч знал об этом, но ничего не сказал мне.
— Кажется, я покалечила несколько вещей после того интервью.
— Только вазу, — говорит он.
— А твои руки? Но нет никакого смысла вспоминать все это сейчас, так ведь? Не после того, как мы пообещали быть честными друг с другом.
— Никакого смысла, — соглашается Пит. — Мы стоим наверху лестницы, давая Хеймитчу фору в пятнадцать шагов, как и велела Эффи. — Ты правда целовала Гейла только раз?
Я поражена, но отвечаю:
— Да.
Неужели после всего, что случилось сегодня, это единственный вопрос, волнующий его?
— Пятнадцать. Давай сделаем это.
Свет ударяет в нас, и я натягиваю на лицо самую великолепную улыбку, какую только могу. Мы спускаемся по ступенькам и попадаем в череду официальных обедов, церемоний и поездок в поезде. Каждый день одно и то же. Проснулся. Оделся. Прошел через приветствующую тебя толпу. Послушал речь в свою честь. Выдал слова благодарности в ответ, но теперь только те, которые предоставил Капитолий, никаких личных комментариев. Иногда небольшие экскурсии: море в одном из Дистриктов, высокие леса в другом, уродливые фабрики, поля пшеницы, зловонные заводы. Одеваешься в вечернее платье. Посещаешь обед. Поезд.
Во время церемоний мы торжественны и почтительны, но всегда рядом, держимся за руки. На обедах мы обезумевшие от любви друг к другу. Мы целуемся, мы танцуем, мы стараемся попасться на попытках осторожно прокрасться подальше, чтобы побыть наедине. А в поезде мы печальны, пытаемся оценить, какой эффект мы произвели.
Даже без наших личных речей, которые могут вызвать неповиновение (само собой, то, что мы сделали в Дистрикте-11, было вырезано до того, как это показали), мы можем чувствовать нечто, витающее в воздухе, словно что-то вот-вот вскипит и выплеснется. Не везде. Некоторые толпы похожи на стадо уставшего рогатого скота, так обычно, насколько я знаю, выглядит Дистрикт-12 во время Тура Победителей. Но в некоторых — особенно в Восьмом, Четвертом и Третьем — в лицах людей при виде нас появляется неподдельный восторг, а под восторгом — ярость. Когда они скандируют мое имя, это больше похоже на крик, чем на приветствие. Когда Миротворцы приближаются, чтобы успокоить буйствующую толпу, это только усиливает их вопли, вместо того, чтобы остановить. Я понимаю, что нет ничего, что бы я могла сделать, чтобы изменить это. Никакая демонстрация любви, насколько бы правдоподобна она ни была, не остановит это. Если мой трюк с ягодами был актом временного безумия, то этих людей оно тоже охватило.
Цинна начинает сужать мою одежду на талии, приготовительная команда беспокоится о кругах под моими глазами.
Эффи пыталась давать мне таблетки, чтобы я могла поспать, но они не помогли. Не слишком хорошо. Я заснула только для того, чтобы проснуться от кошмаров, которые увеличились в своем числе и силе. Пит, тратящий большую часть ночи на то, чтобы бродить по поезду, услышал, как я кричу, потому что я изо всех сил старалась сбежать из окутывающего меня тумана от лекарств, которые просто продлили мои кошмарные сны. Ему удалось разбудить и успокоить меня. Тогда он лег ко мне в кровать, чтобы обнимать меня, пока я не засну снова. После этого я отказалась от таблеток. Но каждую ночь я позволяю ему ложиться со мной. Мы боремся с темнотой так же, как мы делали это на арене, обнимая друг друга, защищая друг друга от опасностей, которые могут прийти в любой момент. Ничего больше не происходит, но наше соглашение очень быстро становится предметом для сплетен в поезде.