— И чего именно ты пытался этим добиться? — спрашивает Хеймитч очень сдержанным голосом.
— Я не уверен. Я только хотел, чтобы они почувствовали ответственность, пусть даже на мгновение, — говорит Пит. — За то, что убили маленькую девочку.
— Это ужасно. — Эффи выглядит так, словно собирается заплакать. — Такие мысли… Это запрещено, Пит. Совершенно. Ты просто навлечешь еще большие неприятности на себя и Китнисс.
— Я вынужден согласиться с Эффи в этом вопросе, — произносит Хеймитч. Порция и Цинна по-прежнему молчат, но их лица очень серьезны. Конечно, они правы. Но, даже несмотря на то, что я сильно переживаю из-за этого, я думаю, что то, что он сделал, удивительно.
— Полагаю, это не самое подходящее время упоминать о том, что я подвесила манекен и написала на нем имя Сенеки Крэйна, — говорю я. Это производит должный эффект. После мгновения неверия, все неодобрение в комнате обрушивается на меня, как тонна кирпичей.
— Ты… повесила… Сенеку Крэйна? — спрашивает Цинна.
— Да. Я продемонстрировала свои новые умения повязывать узлы, а он, так или иначе, действительно закончил свою жизнь с петлей на шее.
— О, Китнисс, — произносит Эффи практически беззвучно. — Как ты вообще об этом узнала?
— А что, это тайна? Президент Сноу не показывал этого. На самом деле, он, казалось, стремился к тому, чтобы я узнала об этом, — говорю я. Эффи уходит из-за стола, прижав салфетку ко рту. — Ну вот, я расстроила Эффи. Надо было соврать и сказать, что я просто стреляла из лука.
— Складывается впечатление, что мы запланировали все это, — произносит Пит, посылая мне лишь намек улыбки.
— А вы не планировали? — спрашивает Порция. Ее пальцы нажимают на закрытые веки, словно она защищается от очень яркого света.
— Нет, — говорю я, смотря на Пита с новым чувством признательности. — Никто из нас даже не знал, что собирается делать, прежде чем оказался внутри.
— И, Хеймитч, — произносит Пит, — мы решили, что не хотим никаких других союзников на арене.
— Хорошо. Тогда я не буду ответственен за то, что кто-то из моих друзей убьет вас из-за вашей глупости, — говорит он.
— Это именно то, о чем мы думали, — произношу я.
Мы заканчиваем есть в тишине, но когда мы поднимаемся, чтобы отправиться в гостиную, Цинна обнимает меня рукой и прижимает к себе.
— Давай, пойдем смотреть на эти оценки.
Мы собираемся вокруг телевизора, и Эффи с красными глазами присоединяется к нам. Появляются лица трибутов, дистрикт за дистриктом, и оценки под их фотографиями. Высший балл — двенадцать. Как и следовало ожидать, высокие оценки у Кашмир, Глосса, Брута, Энобарии и Финника. У остальных от самых низких до средних.
— Они когда-нибудь давали ноль? — спрашиваю я.
— Нет, но все когда-нибудь бывает в первый раз.
И он оказывается прав. Потому что, когда мы с Питом получаем по двенадцать баллов каждый, попадая в историю Голодных Игр, никто из нас все же не празднует.
— Зачем они делают это? — спрашиваю я.
— Затем, чтобы у остальных не осталось никакого выбора, кроме как сделать вас своими целями, — решительно говорит Хеймитч. — Идите спать. У меня нет сил смотреть ни на кого из вас.
Пит провожает меня до моей комнаты в полной тишине, но прежде чем он сможет пожелать мне спокойной ночи, я обнимаю его и кладу голову ему на грудь. Он кладет руки мне на спину и прикасается щекой к моим волосам.
— Мне жаль, если я сделала все еще хуже, — говорю я.
— Не хуже, чем я. Зачем ты сделала это, так или иначе? — произносит он.
— Я не знаю. Может, чтобы показать им, что я больше, чем пешка в их Играх? — отвечаю я.
Он немного смеется, без сомнения, вспоминая ночь перед Играми в прошлом году. Мы были на крыше, ни один из нас не мог уснуть. Пит сказал в тот момент кое-что об этом, но тогда я не поняла, о чем он. Зато поняла теперь.
— Я тоже, — отвечает он мне. — И я не говорю, что не буду пытаться. Отправить тебя домой, я имею в виду. Но если быть по-настоящему честным…
— Но если быть по-настоящему честным, ты считаешь, что президент Сноу выдал прямое распоряжение о том, чтобы они удостоверились, что мы в любом случае умрем на арене, — продолжаю я.
— Это приходило мне в голову, — произносит Пит.
Это приходило и мне голову. Неоднократно. Но в то же время, пока я знала, что никогда не смогу покинуть арену живой, я по-прежнему держалась за надежду, что Пит сможет. В конце концов, это не он вытащил ягоды, а я. Никто никогда не сомневался, что вызов, брошенный Питом, был побужден любовью. Так что, может быть, президент Сноу предпочтет оставить его в живых, сокрушенным и убитым горем, в качестве предупреждения для остальных.