Сабрина не позволит им преуспеть, просто не может допустить этого. Ей нужно найти Сердце Луны и вернуть его клану, чтобы ее младший брат не встретил свое совершеннолетие без священного талисмана.
Чувство защищенности в надежных мускулистых объятьях Барра было чем-то нереальным и весьма опасным, потому что в руках волка ей никогда не быть в безопасности. Если бы он обнаружил истинную природу Сабрины, то закончил бы начатое стрелой его охотника.
Совсем неважно, насколько он притягателен как мужчина, он был и всегда будет вервольфом.
Ее заклятым врагом.
– От чего ты так напряжена, малышка? Вспомнила что-то? – спросил Барр низким голосом, который прогрохотал подобно несущейся со скал воде и оставил внутри нее беспорядок как в ощущениях, так и в мыслях.
Сабрина едва не выпалила «да», но вспомнила, что он ее враг. Хотела вырваться из рук, но не стала. Ею годами скрывался страх и любые другие эмоции, пока она защищала клан, что позволило внешне сохранить хладнокровие. Она должна придерживаться своего прежнего замысла, согласно которому Барр должен смотреть на нее как на хрупкую человеческую женщину.
– Нет, я думаю о твоем клане, – произнесла она, чуть искажая правду.
Сабрина шла на обман, чтобы спасти своих соплеменников, но не получит никакой выгоды, не поступала как волки.
– Они не причинят тебе вреда.
– Ты уверен?
– Они не посмеют, потому что ты находишься под моим покровительством.
Необъяснимо, но ее сердце сжалось, и удовольствие на один невероятный миг вытеснило боль о прошлом ее народа. Никто и никогда раньше не беспокоился о ее безопасности. Если бы кто-либо из сильнейших Вер-птиц так поступил, она бы ответила, что сама может постоять за себя. И была уверена в этом.
Но этот мужчина, этот волк, был могущественнее любого крикта, с кем она когда-либо сталкивалась. Он оберегал ее. Будь в действительности он стражем, он охранял бы и ее соплеменников.
Но никто и никогда из Вервольфов не был защитником для Вер-птиц и никогда им не будет.
– Значит, Вы объявите ее своей парой? – спросил Муин с уважением, граничащим с благоговением, проявляемым каждый раз при обращении к Барру.
Громадный воин ничего не сказал, так что Сабрина решила ответить за него:
– Никто не заявляет права на меня.
Муин одарил ее взглядом, отчетливо говорящим, что ее слова ничего не значат по сравнению с поступками его лэрда. Она нахмурилась, глядя вверх на Барра:
– Ты не сделаешь меня своей парой?
– Верно. Прямо сейчас я отнесу тебя к себе домой, чтобы позаботиться о твоих ранах.
– Хорошо, – согласно кивнула Сабрина и вдруг замерла. – Не объявишь ведь парой?
– Пока что.
Она открыла рот от изумления, затем свирепо уставилась на Муина, который ухмылялся. Барр проигнорировал обоих.
– Никогда, – настаивала Сабрина.
Барр остановился, его серые глаза смотрели на нее вопросительно.
– Ты не хочешь малышей?
Ее сердце вновь сжалось, но теперь от боли. Хотя каждый из Вер-птиц с детства знал, что рождение детей – это единственный способ сохранить их будущее как расы, она давно решила, что не будет матерью.
– Я не хочу, чтобы мои дети остались сиротами, если я умру.
– Ужасные мысли.
Конечно, он так считал, потому что волк, а не ворон. Никто не охотился на его людей с намерением полного уничтожения.
– Таков мир, – по крайней мере, ее мир.
– Не все дети растут сиротами, лишь немногие.
– Многие в нашем клане.
– Ты помнишь об этом, но не помнишь из какого ты клана? – спросил Барр цинично.
Сабрина отвернулась. Чтобы ей не пришлось сказать, ложь уже жгла ей язык.
– Ты не просто не помнишь свой клан, ты не хочешь вспоминать, – предположил он, гордый тем, что догадался.
И неважно, что он был неправ и прав одновременно. Ей не хотелось вспоминать об истреблении ее народа, которое им пришлось вынести от рук ему подобных. Сабрина ничего не подтвердила, но и не опровергла.
– Расскажи мне.
– О чём?
– Обо всем.
– Нет. – В одном этом слове было столько ужаса, что хватило бы затопить всё вокруг.