— О чем ты?
— Тебе было наплевать, — говорит он. — Ты провела там, под землей более месяца, кооперировавшись с этими мятежниками, обладающими сверхъестественными способностями, и провозглашающими высокие, великие идеалы о спасении мира, и ты говоришь, что заблудилась бы. Потому что тебе было наплевать, — говорит он.
— Тебе не хотелось быть частью этого. Если бы ты действительно этого хотела, то тогда ты бы проявила инициативу и узнала бы как можно больше всего о своем новом доме. Ты была бы невероятно взбудоражена происходящим. Но ты была апатичной. Равнодушной.
Я открываю рот для того, чтобы запротестовать, но мне не представляется такой возможности.
— Я тебя не виню, — говорит он. — Их цели были нереалистичными. Меня не волнует то, насколько гибкими могут быть человеческие конечности и как много различных объектов человек может перемещать силой мысли. Если такой человек не понимает своего противника — или, что еще хуже, недооценивает его — то его ждет поражение.
Он стискивает челюсть.
— Я все время пытался донести до тебя то, — говорит он, — что Касл втянет вашу группу в настоящую бойню. Для должного лидера он был настроен чересчур оптимистично, он был полон надежды, которая мешала ему логически оценить все те шансы, которые были против него. Он был слишком невежественен насчет Восстановления для того, чтобы в полной мере понять то, как они расправляются с представителями оппозиции.
— В Восстановлении, — говорит Уорнер, — не заинтересованы в том, чтобы люди считали их добрыми. Граждане для них не более, чем батраки. Они жаждут власти, — говорит он мне, — и они хотят, чтобы им не было скучно. Их не интересует разрешение наших проблем. В то время, пока мы роем себе могилы, их заботит только лишь собственный максимальный комфорт.
— Нет.
— Да, — говорит он. — Все именно настолько просто. Все остальное делается только лишь ради забавы. Тексты, артефакты, языки. Они хотят попросту запугать людей, сохранить их покорность и лишить их индивидуальности для того, чтобы привить им особенный менталитет, служащий только лишь их собственным целям.
— Именно по этой причине они могут уничтожить и уничтожат все повстанческие движения. И этот факт твои друзья не осознали в полной мере. Они, — говорит он, — пострадали от своего же собственного невежества.
Он останавливает танк.
Заглушает двигатель.
Отключает блокировку двери с моей стороны.
И я все еще не готова встретиться с этим лицом к лицу.
Глава 13.
Любой теперь смог бы обнаружить Омега Поинт. Любой штатский, любой местный житель, любой человек, обладающий зрением, смог бы сказать, где в Секторе 45 находится огромная воронка.
Уорнер был прав.
Я медленно отстегиваю ремни безопасности, и, не глядя, тянусь к дверной ручке. Мне кажется, что я пробираюсь сквозь туман; кажется, что мои ноги были вылеплены из свежей глины. Мне не удается правильно рассчитать высоту от танка до уровня земли и я спотыкаюсь, приземляясь на открытый воздух.
Кроме него здесь ничего нет.
В пустынном, бесплодном участке земли я узнаю окружавшую Омега Поинт территорию; землю, которая, по словам Касла, некогда была покрыта зеленью и растительностью. Он говорил, что это место было идеальным убежищем для Омега Поинта. Но все это было до того, как все вокруг начало меняться. До того, как погода кардинально изменилась, и растения еще боролись за выживания. Теперь здесь кладбище. Скелеты деревьев и завывающий ветер, тонкий слой снега, припорошивший холодную, слежавшуюся землю.
Омега Поинт стерт с лица земли.
Здесь не осталось ничего, кроме огромной, зияющей дыры в земле диаметром примерно в милю и глубиной где-то в пятьдесят футов. Это скопище внутренностей, смерти и разрушений, погрузившееся после трагедии в тишину.
Годы усилий, огромное количество времени и энергии было потрачено на одну конкретную цель — на план по спасению человечества.
Все это было уничтожено за одно мгновение.
Порыв ветра проникает под мою одежду, обвиваясь вокруг моих костей.
Ледяные пальцы крадутся вверх по моим штанинам, стискивая в кулаках мои колени и начиная тянуть меня вниз; внезапно я перестаю испытывать уверенность в том, как именно мне до сих пор удается удерживаться на ногах.
Мне кажется, что моя кровь застыла, что она стала хрупкой. Мои руки зажимают мне рот, и я не знаю, как они там оказались.
На мои плечи опускается Что-то тяжелое. Пальто.
Я оборачиваюсь и замечаю, что Уорнер наблюдает за мной. Он протягивает мне перчатки.
Я беру их и натягиваю на свои окоченевшие пальцы, раздумывая над тем, почему я еще не проснулась, почему никто не потянулся ко мне и не сказал о том, что все в порядке, что это всего лишь дурной сон, что все будет хорошо.
Мне кажется, что меня выпотрошили, словно кто-то вычерпал из моего тела все необходимые для жизнедеятельности органы и у меня не осталось ничего, кроме пустоты; ничего, кроме полнейшего и абсолютнейшего неверия. Потому что это невозможно.
Омега Поинт. Стерт с лица земли.
Целиком и полностью уничтожен.
— ДЖУЛЬЕТТА, ЛОЖИСЬ...
Глава 14.
Уорнер сбивает меня с ног и прижимает к земле в тот же самый момент, когда воздух наполняется звуками выстрелов.
Его руки оказываются под мной, он прижимает меня к своей груди, закрывая мое тело своим от только что нависшей над нами опасности. Мое сердце колотится настолько громко, что я едва могу разобрать то, что говорит мне на ухо Уорнер.
— Ты в порядке? — шепчет он, притягивая меня еще ближе к себе.
Я пытаюсь кивнуть.
— Лежи смирно, — говорит он. — Не шевелись.
Я и не планировала, — не говорю ему я.
— ОТОЙДИ ОТ НЕЕ, ТЫ, НИЧТОЖНЫЙ КУСОК ДЕРЬМА...
Мое тело напрягается.
Этот голос. Я знаю его.
Я слышу звуки приближающихся шагов, слышу то, как они хрустят на снегу и на льду, и на грязи. Хватка Уорнера слабеет, и я понимаю, что он тянется за своим оружием.
— Кенджи... нет... — пытаюсь закричать я, но снег заглушает мой голос.
— ПОДНИМАЙСЯ! — громогласно говорит Кенджи, по-прежнему приближаясь. — Вставай, трус!
Теперь я действительно начала паниковать.
Губы Уорнера касаются моего уха.
— Скоро вернусь.
Как только я переворачиваюсь для того, чтобы запротестовать, вес Уорнера пропадает. Его тела больше нет. Он исчез.
Я с трудом поднимаюсь на ноги, озираясь по сторонам. Мой взгляд останавливается на Кенджи.
Он замер на месте, с замешательством осматривая окружающую нас территорию. Я настолько рада его видеть, что прямо сейчас попросту не могу волноваться об Уорнере. Мне практически хочется заплакать. Я пронзительно выкрикиваю имя Кенджи.
Он встречается со мной взглядом.
Он бросается вперед, сокращая расстояние между нами и притягивая меня в свои объятия с такой силой, что мое кровообращение практически застопоривается.
— Черт возьми, я так рад тебя видеть, — говорит он, запыхавшись, и обнимая меня еще сильнее. Я вцепилась в него, испытывая огромное облегчение и потрясение. Я крепко зажмуриваюсь, не имея сил сдержать слезы.
Кенджи отстраняется для того, чтобы посмотреть мне в глаза, его лицо светится одновременно и болью, и радостью.
— Какого черта ты здесь делаешь? Я думал, что ты умерла...
— А я думала, что умер ты!
Он замирает. Его улыбка исчезает.
— Куда, черт возьми, делся Уорнер? — спрашивает он, обводя взглядом
окружающее пространство. — Ты ведь с ним была, верно? Я ведь не схожу с ума, да?
— Да... слушай... Уорнер привез меня сюда, — говорю я ему, пытаясь делать это спокойно в надежде усмирить пылающий в его глазах гнев. — Но он не пытается враждовать. Я не поверила ему, когда он рассказал мне о том, что случилось с Омега Поинтом, и попросила его показать мне доказательства...
— В самом деле? — говорит Кенджи, его глаза сверкают такой ненавистью, которой я никогда прежде в нем не видела. — Он приехал для того, чтобы продемонстрировать то, что они сделали? Дабы показать тебе, как много людей он УБИЛ! — Кенджи отходит от меня, трясясь от ярости. — Он рассказал тебе о том, сколько здесь было детей? Рассказал о том, какое количество наших мужчин и женщин были уничтожены из-за него? — он делает паузу, тяжело дыша. — Он рассказал тебе об этом? — снова спрашивает он, крича в воздух. — ВЫХОДИ, ТЫ, БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК!