Но Чарли была в классе. На сколько он их опередил? На полчаса? Пятнадцать минут? Меньше? Ему не хотелось об этом думать. Они поели в «Натанс» – и после этого не останавливались (Энди признавал, что его охватила паника: они ехали на подземке и автобусах, но по большей части шли пешком). А теперь Чарли совершенно вымоталась.
Он долго, с любовью смотрел на нее. Со светлыми волосами до плеч, спокойно спящая, она светилась красотой. Настолько напоминала Вики, что щемило сердце. Он закрыл глаза.
На переднем сиденье таксист с восхищением разглядывал пятисотдолларовую банкноту, которую дал ему этот парень. Потом засунул ее в поясной кошелек, предназначавшийся для чаевых. Ему не казалось странным, что этот мужчина с заднего сиденья разгуливал по Нью-Йорку с маленькой девочкой и пятисотдолларовой купюрой в кармане. Он не думал о том, как будет улаживать все это с диспетчером. В голове крутились совсем другие мысли. К примеру, как обрадуется его подружка Глин. Глинис постоянно твердила, что работать таксистом уныло и скучно. Что ж, осталось только дождаться, пока она увидит эту унылую и скучную пятисотдолларовую банкноту.
Энди сидел, откинув голову и закрыв глаза. Головная боль росла и росла, неизбежная, как вороной конь без седока в похоронном кортеже. Удары копыт этого коня отдавались в висках: бух… бух… бух.
В бегах. Он и Чарли. Сейчас ему тридцать четыре, и годом раньше он работал преподавателем английского языка и литературы в колледже, расположенном в Гаррисоне, штат Огайо, сонном университетском городке. Старый, добрый Гаррисон, в самом сердце Соединенных Штатов. Старый, добрый Эндрю Макги, славный, крепко стоящий на ногах молодой человек. Помните загадку? Почему фермер – столп местного общества? Потому что он всегда возвышается над своим полем.
Бух, бух, бух. Красноглазый вороной конь без седока вышагивал по коридорам разума, подкованные железом копыта впивались в серое вещество, выдавливая мистические полумесяцы, которые тут же заполнялись кровью.
Таксист легко поддавался воздействию. Само собой. Столп местного общества.
Он задремал и увидел лицо Чарли. А лицо Чарли превратилось в лицо Вики.
Энди Макги и его жена, красавица Вики. Они вырывали ей ногти, один за другим. Вырвали четыре, а потом она заговорила. Во всяком случае, он так думал. Большой, указательный, средний, безымянный. И: «Хватит, я буду говорить. Скажу вам все, что вы хотите узнать. Только не делайте мне больно. Пожалуйста». Так она сказала. А потом… возможно, это был несчастный случай… потом его жена умерла. Что ж, с чем-то нам двоим не совладать, с чем-то не совладать нам всем.
Например, с Конторой.
Бух, бух, бух. Вороной конь без седока вышагивал, вышагивал и вышагивал: и вот, конь вороной[1].
Энди спал.
И вспоминал.
2
Руководил экспериментом доктор Уэнлесс, толстый, лысеющий и как минимум с одной странной привычкой.
– Юные дамы и господа, мы намерены сделать вам по одной инъекции, – говорил он, потроша сигарету над стоявшей перед ним пепельницей. Его маленькие розовые пальцы рвали тонкую папиросную бумагу, выдергивали щепотки золотисто-коричневого табака. – Шестерым впрыснут чистую воду. Шестерым – воду с незначительным количеством химического вещества, которое мы называем «Лот шесть». Его точный состав засекречен, но вещество это обладает гипнотическим и слабым галлюциногенным эффектом. Таким образом, будет использован двойной слепой метод… то есть ни вы, ни мы не будем заранее знать, кому введут чистую воду, а кому – нет. Все двенадцать участников эксперимента будут находиться под постоянным наблюдением сорок восемь часов после инъекции. Вопросы?
Несколько вопросов нашлось, по большей части о точном составе химического вещества «Лот шесть»: слово «секретно» подействовало на участников, как красная тряпка на быка. Уэнлесс с завидной легкостью ушел от прямых ответов. Никто не задал вопроса, больше всего интересовавшего двадцатидвухлетнего Энди Макги. Он даже подумывал над тем, чтобы поднять руку во время паузы, накрывшей практически пустой лекционный зал в корпусе, который делили факультеты социологии и психологии Колледжа Гаррисона, и спросить: «Послушайте, а почему вы так раздираете хорошие сигареты?» Но не спросил. Предпочел дать волю воображению, пока продолжалось это занудство. Уэнлесс пытался бросить курить. Люди с оральной фиксацией курят сигареты; люди с анальной – рвут их. (Это глубокая мысль изогнула губы Энди в легкой улыбке, и он прикрыл их рукой.) Брат Уэнлесса умер от рака легких, и доктор таким способом стравливал агрессию по отношению к табачной индустрии. А может, это один из вычурных закидонов, которые профессора колледжей предпочитали выставлять напоказ вместо того, чтобы подавлять. На втором году обучения в Гаррисоне английский язык и литературу у Энди преподавал мужчина (к счастью, теперь ушедший на пенсию), который постоянно нюхал галстук, рассуждая об Уильяме Дине Хоуэлсе и расцвете реализма.