– Сможешь идти, детка? Пару миль?
– Конечно. – Она поспала в такси и чувствовала себя сравнительно бодрой. – А ты?
В этом вопрос. Он не знал.
– Попробую, – сказал он. – Мне кажется, мы должны выйти на главную дорогу и поймать машину, малышка.
– Проголосовать? – спросила она. Он кивнул:
– Выследить уехавшего на попутной машине довольно трудно, Чарли. Если повезет, кто-нибудь подхватит нас, а к утру уже домчит до Буффало. Если нет, мы будем стоять на обочине и голосовать, пока не появится зелена машина.
– Если так надо, – сказала нерешительно Чарли.
– Давай, – сказал он, – помоги мне.
Он поднялся на ноги – сильнейший удар боли. Покачнулся, закрыл глаза, снова открыл. Люди выглядели нереальными. Цвета казались чересчур яркими. Мимо прошла женщина на высоких каблуках, и каждый их стук по плитам пола походил на звук захлопывающегося стального сейфа.
– Папочка, ты правда сможешь? – Ее голосок звучал слабо, испуганно.
Чарли. Но Чарли выглядела нормально.
– Думаю, смогу, – сказал он. – Пошли.
Они вышли в другую дверь; служащий аэропорта, заметивший их, когда они вылезали из такси, на сей раз был занят разгрузкой чемоданов из грузовика. Он не видел, как они вышути.
– В какую сторону, папочка? – спросила Чарли. Он посмотрел в обе стороны и увидел Нортуэй, огибающую здание вокзала ниже и справа. Но как попасть туда – вот вопрос. Повсюду тянулись дороги – сверху, снизу, знаки ПРАВЫЙ ПОВОРОТ ЗАПРЕЩЕН, ОСТАНОВКА ПО СИГНАЛУ, ДЕРЖИТЕСЬ ЛЕВЕЕ, ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. Огни светофоров, словно встревоженные призраки, мигали в предутренней темноте.
– Думаю, сюда, – сказал он. Они прошли вдоль вокзала по вспомогательной дорожке со знаками ТОЛЬКО ПОГРУЗКА И РАЗГРУЗКА. Тротуар кончился в конце вокзала. Мимо них равнодушно промчался большой серебристый «мерседес», отраженный блеск ртутных светильников на его поверхности заставил Энди вздрогнуть.
Чарли вопросительно посмотрела на него. Энди кивнул:
– Идем дальше, в сторону. Тебе не холодно?
– Нет, папочка.
– Слава богу, ночь теплая. Твоя мама... Он не мог говорить.
И они ушли в темноту – крупный широкоплечий мужчина и маленька девочка в красных брючках и зеленой блузке, державшая его за руку, словно поводырь.
Зеленая машина появилась минут пятнадцать спустя и остановилась рядом с желтой кромкой тротуара. Из нее вышли двое – те самые, что преследовали Энди и Чарли до такси в Манхэттене. Водитель остался за рулем. Подошел охранник аэропорта.
– Здесь стоять нельзя, сэр, – сказал он. – Если вы проедете ту...
– Мне можно, – ответил водитель. Он показал охраннику удостоверение. Тот взглянул на него, посмотрел на водителя, затем на фотокарточку в удостоверении.
– А, – сказал он. – Извините, сэр. Нам что-то нужно знать в связи с этим?
– Ничего, что касалось бы охраны аэропорта, – сказал водитель, – но вы можете помочь. Видели сегодня кого-нибудь из этих двоих? – Он протянул охраннику фотографию Энди, а затем расплывчатую фотографию Чарли. На фото волосы заплетены в косички. Тогда была жива ее мать. – Теперь девочка на год старше, – объяснил водитель. – Волосы у нее короче. Примерно до плеч.
Охранник вглядывался, вертя фотографии в руках.
– Знаете, кажется, я видел эту девочку, – сказал он. – Она светловолосая? По фото трудно сказать...
– Верно, светловолосая.
– Мужчина – ее отец?
– Не спрашивайте, и я не буду вам врать. Аэропортовский охранник испытывал прилив неприязни к этому нахальному молодцу за рулем непримечательной зеленой машины.
Ему случалось иметь дело с ФБР, ЦРУ и учреждением, которое называли Конторой. Агенты походили друг на друга: откровенно наглые, с начальственными манерами. Они смотрели на человека в синей форме как на игрушечного полицейского. Однако, когда пять лет назад тут угнали самолет, именно «игрушечные» полицейские захватили типа, увешанного гранатами, и он находился под охраной «настоящих» полицейских, когда покончил с собой, вскрыв ногтями сонную артерию. Вот так-то, ребята.
– Послушайте... сэр. Я спросил, не отец ли он ей, ища портретного сходства. Эти снимки не дают повода думать так.
– Они, кажется, немного похожи. Различаются цветом волос. Это я вижу и без тебя, кретин, подумал аэропортовский охранник.