Затем я узнал, что Врену было лет сорок и он работал на компанию «Уэллс Фарго» в качестве охранника дилижанса на юго-западе Соединенных Штатов во времена «Дикого Запада». В его обязанности входила защита жизни пассажиров, а также содержимого сейфа в дилижансе. Он и его возничий Макс пересекали несколько известных своим беззаконием регионов, между шестью-восемью городками, которые они обслуживали. Врен не прикасался к виски, даже когда отдыхал, потому что хотел всегда быть начеку. Он редко
мог по-настоящему расслабиться. Даже после доставки тяжелого, окованного железом сейфа в пункт назначения — обычно в банк, — он говорил мне: «Я не чувствую себя в безопасности. Люди наблюдают за нами и никогда не знают, есть ли что-либо ценное в нашей карете. Мы нигде долго не задерживаемся». Врен и Макс чувствовали себя наиболее уязвимыми, когда покидали город, так что они старались неожиданно исчезнуть, чтобы никто не заметил, и как можно быстрее — на шести свежих лошадях. Вдобавок к их «паранойе» в то время, похоже, имела место эпидемия оспы, поэтому, если у них не было пассажиров или ценностей, они всегда проводили ночь в стороне от проторенных путей, располагаясь на земле в каком-нибудь укрытии.
У Врена всегда на коленях лежала короткая двустволка и еще четыре заряженных ружья под сиденьем. Он снова повторил: «Я маленький и уже немолод, но не потерплю никакой дряни». Его ружье всегда было хорошо смазано, отполировано и заряжено.
У Врена была лошадь по кличке Батеркап. Он сказал, что всегда любил лошадок поменьше, потому что сам был коротышкой и на них ему легче было забираться. Он рассказал, что Батеркап была любовью его жизни. Ему никогда не приходилось привязывать ее, потому что она всегда держалась рядом, даже ночью, и сразу приходила, когда бы он ни позвал ее. Врен сказал: «Батеркап — единственное существо женского пола, которое охотно приближается ко мне. В смысле, воспринимает меня. Я безобразен, необразован и воняю. Я мусор, но не для Батеркап!» Однако Врен также рассказал, как иногда его могла привлечь случайная пассажирка в дилижансе, и он даже немного позволял себе флиртовать с ними. Он сказал: «Мне удавалось это лишь потому, что их жизнь находилась в наших руках». Это никогда не приводило ни к чему серьезному, да он, похоже, и не желал этого.
Невзирая на постоянное напряжение, или, возможно, благодаря ему, Врену нравился его образ жизни. За время своей работы он действительно застрелил и убил несколько бандитов, которые пытались напасть на дилижанс. «Если меня грубо провоцируют, я убиваю на месте, без колебаний. Наша репутация непоколебима. Люди в наших городках уважают нас и молятся за наше безопасное возвращение. Они зависят от нас».
Я попросил Врена переместиться во времени в последний день его жизни. Через несколько минут он заговорил.
Врен: Я в постели. Темно, но рядом горит масляная лампа с кружевной салфеткой под ней.
Джимми: Вы больны, или ранены, или просто утомились?
Врен: Меня подстрелили. Они попали прямо сюда. (Анна указала на правую сторону и сказала: «Это объясняет, почему иногда я чувствую здесь боль».)
Джимми: За вами кто-нибудь ухаживает, или вы один?
Врен: Моя сестра Кларисса со мной. Она моложе меня... Она хорошо ко мне относится, но не любит мой образ жизни. Я вижу, как она прополаскивает окровавленные тряпки... У меня сильное кровотечение.
В этот момент Анна переместилась в настоящее, чтобы сообщить, что узнала в Клариссе свою сестру Кимберли, и мне было понятно, что она ощутила внезапное радостное чувство обновленной близости и любви к своей сестре.
Получив это прекрасное откровение, Анна через несколько минут захотела вернуться к сцене, где Врен находился в затруднительном положении. Через несколько секунд я расспрашивал Вре-на о том, как его подстрелили, был ли он в карете, и когда это случилось. Знал ли он того, кто стрелял в него? Его ответы были очень туманными. Мне казалось, что ему просто не хотелось говорить об этом. Он также не хотел сдаваться и был верен своей жесткой, непоколебимой природе до последнего вздоха. В конце он не чувствовал боли, но уже не мог дышать. И, наконец, его последние слова: «Я ничего, не мог сделать — только уйти».
Я попросил Врена объяснить, что он испытывал — если вообще испытывал — после оставления физического тела, и он сказал мне: «Меня больше нет там... Теперь я окружен облаками». Он не мог ничего увидеть из-за облаков, но знал, что покинул Землю. «Тут ничего нет, кроме покоя, просто покоя. Страдание ушло. Теперь я в безопасности. Здесь ничего не нужно делать». Через одну — две минуты облака рассеялись, и он смог разглядеть вдалеке нечто, имевшее форму «рожка для обуви со светом внутри. Но это не рожок, и я направляюсь к этому». Приблизившись, он сказал: «Это место — прекрасное место, и здесь как на Земле, но это не Земля. Здесь есть деревья, цветы и трава — как на Земле, но цвета ярче. Я здесь бывал раньше. Это место как раз для меня... Мне здесь не
о чем беспокоиться. Я могу здесь отдыхать... Это мое место, где я восстанавливаюсь. Я чувствую, что это происходит... Я наполнен. Все во мне исцеляется. Мне больше ничего не нужно».
Врен замолчал, поэтому я спросил, может ли он рассказать мне в терминах земного времени, как долго он обычно задерживается в этом месте уединения и восстановления. Он ответил: «Примерно, от 100 до 200 лет». После многих сеансов LBL я пришел к пониманию, что субъекты в этот момент действуют в нелинейном времени. Поэтому они не могут так просто сравнивать линейное земное время с тем, что они испытывают. Это позволяет мне использовать очень интересную и удобную технику. Я просто говорю Врену: «Давайте почтим этот промежуток времени от 100 до 200 лет молчанием, продолжительностью в две полных минуты земного времени, в течение которых вы сможете ощутить количество времени, необходимое вам в этом месте уединения, чтобы обновить свою энергию»49. Через две минуты молчания я тихо спросил Врена, чувствует ли он, что закончил и готов покинуть это место. Он сказал, что готов, что он почувствовал разницу состояний: это было ощущение целостности. Я мог сказать, что Врен теперь был совершенно другим. Опираясь на свой опыт регрессий LBL, я понял, что Врен теперь лучше ориентировался в этой более обширной реальности, восстановив свое осознание себя как бессмертной души.
Я узнал, что имя этой бессмертной души Карэа (ударение на последнем слоге). Карэа описывает себя как женское существо, очень высокое, стройное и привлекательное50. Оно разительно отличается от Врена. В настоящее время Карэа удержала 85 процентов своей энергии, т. е. Анна взяла лишь 15 процентов в этом воплощении. Тысячи сеансов LBL, проведенные д-ром Ньютоном и другими, свидетельствуют, что в среднем души берут в свои физические воплощения от 40 до 60 процентов энергии. Дав Анне относительно маленькое количество энергии, Карэа осуществила две
49 Мы видим много случаев в этой книге, указывающих на то, что время
нелинейно и не абсолютно в мире духа. В данном случае 100 земных лет могут
показаться в мире после жизни всего лишь сотней минут. Преднамеренное
искажение времени опытными ведущими посредниками LBL, как в этом слу
чае, может стать эффективным терапевтическим средством во многих духов
ных ситуациях для замедления или ускорения действия во время сеанса LBL.
Смотрите «Жизнь между жизнями».
50 Пока душа является чистой формой светлой энергии в жизни после жиз
ни, она может принимать любой внешний вид, который ей больше нравится.
важные вещи. Во-первых, Карэа оставила достаточно энергии для продолжения некоторой особой работы в мире духа, которая ее очень занимает. Во-вторых, как указывает Карэа, относительно низкий уровень энергии побуждает Анну чувствовать тоску по другой стороне, по ее истинному дому в мире духа. Это позволяет Анне быть более открытой к получению помощи из дома, даже если это может заставлять ее как человеческое существо чувствовать себя слабой и иногда даже быть подверженной страхам. У Карэа есть Гид по имени Сариэль (ударение на последнем слоге). У него больше мужской энергии, но он появляется не так часто, как раньше. Он всегда доступен для Карэа, когда это нужно, но она говорит, что ей редко приходится призывать его.