Выбрать главу

Урянхайцев нашли сразу же, и они согласились провести маленький офицерский отряд в Западную Монголию.

— Вам нужно отдохнуть перед трудной дорогой, — посоветовал адмиралу его адъютант Трубчанинов. — Выступаем ночью… Я разбужу.

Адмирал забылся тяжелым сном. Разбудил адъютант — лицо белее мела.

— Нас предали!

Их в самом деле предали: задолго до назначенного часа «ближайшее» офицерское окружение покинуло эшелон. Исчезли и урянхи.

— Это все!.. — трагически прошептал Колчак.

Адъютант был другого мнения.

— Мы переоденемся в солдатские шинели и затеряемся среди чехов…

Адмирал рассмеялся горьким смехом.

— Увольте, полковник. Я не опереточный злодей, чтоб переодеваться. Спасать жизнь? Зачем? Оставьте меня с моим Буддой… Нужно уметь с достоинством покоряться судьбе, если «в туманную даль улетели мечты…».

И он застыл в безучастной неподвижности, наконец сказал адъютанту:

— Жена пишет из Парижа: там осенью была у Порт-Версаль собачья выставка. Софи купила двух породистых итальянских вольпини…

Адъютант на цыпочках вышел из купе.

Главком союзными войсками в Сибири (а тут было, не считая чехов, более шести тысяч англичан и канадцев, более тысячи французов, свыше восьми тысяч американцев и — особая статья — восемьдесят тысяч японцев) генерал Жаннен не на шутку испугался угрозы Иркутского губкома — когда поезд с Колчаком прибыл в Иркутск, чехи по указке генерала передали бывшего «верховного правителя» и его председателя совета министров Пепеляева большевистским дружинникам.

На этом можно было бы поставить крест на колчаковщине, если бы не брат премьера генерал Анатолий Пепеляев. Он со своей 1-й Сибирской армией занял Томск, Ачинск, Красноярск, надеясь на какое-то чудо, может быть на взятие Иркутска отрядом Каппеля. Пепеляевых в Сибири называли «братьями-разбойниками». Анатолий Пепеляев решил срочно заслать в Иркутск своих людей и поднять там контрреволюционное восстание, освободить брата. Судьба Колчака его не волновала. Теперь ему, облагодетельствованному бывшим «верховным», казалось, будто именно Колчак вовлек их в эту авантюру. Кое-что Анатолию Пепеляеву удалось: он подготовил нападение на тюрьму, где сидели Колчак, Пепеляев и Темирева. Контрреволюционное восстание было приурочено к шестому февраля. Обо всем стало известно в штабе 5-й армии. Член РВС 5-й армии и председатель Сибирского ревкома направил в исполком Иркутского Совета срочную телеграмму:

«Ввиду движения каппелевских отрядов на Иркутск настоящим приказываю вам: находящихся в заключении у вас адмирала Колчака, председателя совета министров Пепеляева с получением сего немедленно расстрелять».

9

…Тридцатая дивизия 5-й армии безостановочно катилась на восток. С помощью партизан Кравченко и Щетинкина Тридцатая, Двадцать седьмая и Тридцать пятая дивизии заняли Мариинск. Впереди был Ачинск… Дивизию вел Альберт Янович Лапин. Выглядел он солидно: несколько медлительный, крупный, с широким красивым лицом, он казался воплощением силы и мужества. Происходил из семьи латышского рабочего-текстильщика Яна Лапиня. Альберт пошел по стезе отца: вначале был простым рабочим, потом стал мастером. Под Челябинском его тяжело ранило: пуля застряла в позвоночнике. Тогда Лапин командовал полком, а до этого был комиссаром разведотдела штаба 5-й армии.

Историю своего начальника рассказал Щетинкину и Кравченко командир 88-й бригады Иван Грязнов. Так вот, врачи сделали категорическое заключение: пулю из позвоночника извлекли, но к военной службе Лапин непригоден!

— Не мог он смириться с таким поворотом судьбы, — рассказывал Грязнов. — Потребовал, чтоб вернули в строй. И добился своего: назначили начальником Тридцатой дивизии.

Страшен был этот поход дивизии: лютые морозы, непролазные сугробы, вьюги, мгновенно заметающие железнодорожные пути. Правая колея забита брошенными белогвардейцами эшелонами. Тайга во все стороны, глухая, непроходимая. Но это все было бы с полбеды, если бы не «эшелоны смерти». Эшелоны тифозных колчаковцев, они сдавались без боя. На полустанках и станциях — штабеля трупов. Умерших от сыпного тифа даже не сжигали. Началась эпидемия среди красноармейцев — почти треть состава лежала в тифу.

А продвижения частей задерживать было нельзя… Лапин выбивался из сил… Особенно сложно было с военнопленными — их насчитывалось десятки тысяч. В плен попали англичане и французы, из иностранных миссий при Колчаке. Их заставили засвидетельствовать факты белогвардейского террора, присутствовать при осмотре трупов зверски замученных колчаковцами красноармейцев и местных жителей, сочувствовавших Советской власти.