— Что, Иванушка, не весел, что головушку повесил? — спросил Петр Ефимович у Грязнова.
Они стояли в укрытии почти на самом берегу Сиваша. Оскулившееся, исхудалое лицо Грязнова было темнее тучи, словно обуглилось за последние дни.
— Задача ясна, задача простая, а как ее выполнить, не знаю, — в растерянной задумчивости произнес Грязнов.
— И я не знаю. Давай кумекать. Был бы Лапин, что-нибудь подсказал бы, а раз нет Лапина, будем думать сами.
Несмотря на молодость, Грязнов считался опытным командиром и начальником и, конечно же, знал, что нужно делать. Но задача в самом деле была не из легких, несмотря на свою внешнюю простоту: 4-я армия должна на плечах противника ворваться в Крым и развивать наступление на Симферополь, Феодосию. Специально для штурма Чонгарских позиций из 4-й армии выделили 30-ю Иркутскую дивизию. Ей предстояло прорваться через Сивашский и Чонгарский мосты, выдержать основную тяжесть боев. Но мосты оказались разрушенными отступившими белыми. Разрушены и сожжены… Дамба во многих местах была взорвана. Две ниточки, соединявшие материк с Крымом (если не считать Перекопский перешеек, где дралась 51-я дивизия Блюхера)… Подошли начальник 6-й кавалерийской дивизии Ока Иванович Городовиков и командир батальона Матэ Залка — они тоже проводили скрытую рекогносцировку. Матэ находился на Юго-Западном фронте, преобразованном в сентябре в Южный, и мог считаться «старожилом», знал каждую высотку, каждый овражек, каждый заливчик и островок.
Встретились они со Щетинкиным пять дней назад, встреча была радостной, братской.
— Сегодня все дороги ведут на Южный фронт! — патетически произнес Матэ. Стихи он писать бросил, зато все свои фронтовые впечатления заносил в тетрадку, остро осознавая неповторимость событий.
Войскам предстояло преодолеть сильную систему укреплений — в шесть линий, каждая из которых защищена колючей проволокой в четыре кола. Здесь врангелевцы установили на бетонные основания привезенные специально из Севастополя дальнобойные орудия, насытили участок пулеметами и артиллерией. У Чонгара Сиваш достигал в ширину трех километров. Противник беспрестанно вел огонь — носа не высунешь, не то что форсировать укрепления… И все это предстояло преодолеть, сокрушить оборону противника, обеспечить ввод в прорыв 6-й кавалерийской дивизии Оки Городовикова.
Положение могли спасти саперы, но их было мало, и начдив Грязнов опасался, что они просто не успеют отремонтировать мосты и дамбу. А без этого нечего и думать об успехе наступления. Если пушки будут палить с этого берега, то их огонь не нанесет большого вреда противнику, так как не достанет до третьей линии врангелевских укреплений.
— Ну вот что, Иван Кесарьевич, — сказал Щетинкин Грязнову, — доверь это дело мне. Я — плотник, а плотник — уже сапер. Я кое-что придумал…
Грязнов обрадовался:
— Бери из 89-й и 90-й бригад людей, сколько потребуется!
Петр Ефимович подмигнул Матэ Залке:
— А ты, гусар, не хочешь вспомнить былые деньки на лесоразработках?
— Да я с тобой, Петр, хоть в огонь, хоть в воду. Так у вас говорят?
— Вот с этого и начнем: с гнилой воды и огня.
Через пять дней Матэ запишет в свою тетрадь:
«Осенний ветер волновал мутные воды Сиваша. Было начало ноября. Белые зря сыпали снарядами, гранатами, пулями, шрапнелями, в которых у них недостатка не было. Четыре дня мы боролись под Чонгаром с холодной водой и горячей смертью. Вода закипала от снарядов. А на железнодорожной линии происходило единоборство нашего броненосца с бронепоездом белых».
Вот так и происходило.
Под лучами прожекторов и артиллерийским огнем врангелевцев, в ледяной воде по пояс, Щетинкин, Матэ и их саперы наводили мосты, строили плоты для переправы пулеметов и легких пушек. Тяжелые снаряды, угодив в толстые бревна, превращали их в щепки. Гибли красноармейцы. Но над всем этим гремел голос Щетинкина:
— Веселей, ребята! Не останавливаться…
Он стоял в воде с топором, помогал рубить, ворочать бревна. Дул пронизывающий ветер, бил в лицо, руки сводило судорогой от холода. Щетинкин страдал хронической ангиной, но кто думает об ангине, когда над головой визжат снаряды и посвистывают пули? Саперы спускали в воду попарно связанные бревна, привязывали их к уже плавающим бревнам, толкали вперед. Образовалась цепочка из парных бревен, протянувшаяся вдоль обгоревших свай моста до противоположного берега.
— Нить Ариадны, — определил Матэ.