В Сибири скопились большие запасы продовольствия и семян. Дзержинского и его группу Щетинкин встретил в Омске. А потом сопровождал Феликса Эдмундовича в Новониколаевск, где в то время находился Сибревком. Тогда-то довелось наблюдать главного чекиста в полном проявлении его кипучей энергии. На все запросы из Москвы он отвечал: «Прошу без самой крайней необходимости не отзывать меня из Сибири!» Вскоре на запад пошли составы с хлебом, мясом, семенами. Окружающим Дзержинский внушал:
— Сибирский хлеб и семена для весеннего сева — это наше спасение и наша опора в Генуе… (В это время в Генуе должна была начать работу международная экономическая и финансовая конференция с участием советской делегации.) Щетинкин организовывал субботники по расчистке путей от снега. Они отправили тогда более четырех миллионов пудов семян…
— Сибиряк сибиряка видит издалека! — произнес Дзержинский шутливо, когда Щетинкин вошел в его кабинет. — Присаживайтесь, Петр Ефимович, разговор предстоит долгий.
Знакомые миндалевидные глаза, острая, отогнутая назад бородка и в общем-то неулыбчивое лицо. Он сразу приступил к делу. Они знали друг друга, и предаваться воспоминаниям о горячих сибирских деньках не имело смысла.
Так как Щетинкин продолжал стоять, Дзержинский выпрямился во весь свой высокий рост и сказал:
— Плохо в Сибири, плохо. Колчаковщина глубоко пустила корни. Судили вы колчаковских министров, да к некоторым проявили мягкость, а они подняли голову, обнаглели. У них есть вдохновители: японские генералы. Да и не только…
Обстановку в Сибири Петр Ефимович знал. Остатки разбитых банд продолжали скрываться в тайге, готовить казачьи мятежи. В прошлом году японское правительство сообщило, что готово признать Советскую Россию, но на определенных условиях… В конце концов японцам пришлось согласиться на эвакуацию своих войск с Северного Сахалина, правда, они выторговали право на эксплуатацию пятидесяти процентов площади нефтяных месторождений на острове. И в то же время японцы создавали в Маньчжурии плацдарм для нападения на СССР, пачками засылали своих шпионов на Дальний Восток и в Сибирь.
— Вы — прирожденный чекист, — сказал Дзержинский. — Ваш опыт борьбы с контрреволюцией в Сибири — свидетельство тому. Сибирь знаете. Что очень важно в нашей работе. Назначаетесь начальником штаба войск ГПУ Сибирского пограничного округа!
Значит, все-таки Сибирь… Нет, Щетинкин не вздохнул с облегчением. Казалось, пошлют в обычный воинский округ, с пехотой, кавалерией, где занимаются боевой и политической подготовкой…
И теперь здесь, в кабинете Феликса Эдмундовича, он вдруг понял, что с самого начала был чекистом, еще с Ачинска… Эта работа, вернее, вечная война с контрреволюцией влекла его. Только тут он мог в полную меру проявить свои способности. Ведь и воевал-то он всегда не числом, а умением, брал изобретательностью, хитростью.
— Я постараюсь оправдать доверие партии, — сказал он.
Щетинкин с семьей переехал в Новосибирск.
Внешне жизнь Щетинкина была бедна событиями. Каждый день — горы докладных записок на столе.
Самое захватывающее начиналось тогда, когда он усаживался за стол и при свете лампы анализировал накопленный материал, чтобы в итоге предельного напряжения мысли сделать однозначный вывод: на участке такого-то пограничного отряда военщина сопредельной страны готовится к крупной провокации…
Провокации японской военщины не прекращались. В докладных записках то и дело сообщалось о боевых столкновениях советских пограничников с белогвардейскими бандами. На Северном Сахалине находились японские войска.
В период руководства пограничными войсками в Щетинкине с особой силой пробудился интерес к истории международных отношений. Он хорошо понимал, что всякого рода пограничные инциденты — лишь частные случаи, в которых беспрестанно проявляется общий заговор империалистов против Страны Советов. Его обостренная мысль уверенно распутывала нити этого заговора. Любой пограничный инцидент мог постепенно перерасти в изнурительную, объявленную или необъявленную, войну двух миров.
Вот почему он торопился укреплять государственную границу. Создавались новые пограничные отряды, строились оборонительные сооружения; пограничников снабжали совершенным оружием; и самое главное — укрепляли боевой дух войск, неустанно следили за их политико-моральным состоянием.