— Куда идут части? — спросила я у Квона…
— Мы должны были идти на Кэсон, прорываясь за 38-ю параллель. Но американцы опередили нас: путь на север отрезан. Они перерезали полуостров севернее Сеула. Будем пробиваться на северо-восток, в провинцию Канвон.
— Туда, где горы Кымгысан?
— В том направлении, но южнее. Мы идем на соединение с частями 5-го корпуса. Таков приказ командования.
Утро застало нас в тесном ущелье, поросшем соснами и приземистыми дубами. Почва была красная, как киноварь. Ущелье казалось бесконечным. Впереди шли танки, за ними — вереница грузовых и легковых автомашин, пушки на колесах. Мы со страхом поглядывали на блеклое небо, прислушивались, не доносится ли гул самолетов, — здесь негде было укрыться.
Американский воздушный разведчик обнаружил нас на подступах к Канхеню. И хотя самолет летел на большой высоте, подвижные зенитки, которые находились во главе колонны, обстреляли его.
Завыл сигнал воздушной тревоги. Технику укрыли за скалами в пещерах. Правда, все укрыть не успели. Когда из-за гранитных зубцов гор выскочили истребители и бомбардировщики, мы с Аверьяновым сидели в глубокой естественной нише, откуда все было хорошо видно. Ровное гудение переросло в резкий свистящий звук — самолеты пошли в пике.
Начался ад. Ревело, выло и грохотало багровое пламя рвущихся снарядов. В ушах стоял сплошной гул. Пронзительно визжали осколки бомб, ревели взмывающие вверх, выходящие из карусели самолеты. Огненная стена катилась из одного конца ущелья в другой, и камни, за которыми мы прятались, казались малонадежной защитой.
Мной овладел откровенный ужас. Сергеи Владимирович старался привести меня в чувство, больно сжимая мой локоть. Он что-то кричал, но из-за грохота я ничего не могла разобрать.
Потом вдруг канонада оборвалась. Только где-то внутри, в мозгу, был тонкий звон. Оглушенные, ослепленные, полузадохшиеся, мы еле выбрались из своего каменного убежища.
— Ты вела себя молодцом, — подбадривал меня он. — А я, признаться, порядком трухнул: привык чувствовать над головой броню, а не эти серые каменюки.
Я поглядела на него с благодарностью и виновато улыбнулась. «Добрый, добрый, великодушный друг!»
— А ведь когда-нибудь и это кончится, — продолжал он философским тоном. — Мне иногда кажется, что в любом отрезке времени, даже самом страшном, потом найдется нечто такое, чего будет жаль.
Квон, ни на шаг не отступавший от нас, был радостно возбужден.
— Целы! Как у нас говорят, судьба улыбается всем по очереди. Сегодня она улыбнулась нам. Пак тоже уцелел, и его машина цела.
— Уж очень у нее неприятный оскал, у нашей судьбы, — пошутил Аверьянов.
Да, мы избежали смерти. Но надолго ли?
После налета полк двигался только по ночам. Днем прятались в туннелях, в скалах, загодя укрывая технику. Отсыпались в укромных завалах камней.
Все это затрудняло продвижение колонны. Иногда заходили в села, но они были дотла выжжены американским напалмом. Это было печальное зрелище — «зона выжженной земли». От малейшего дуновения ветерка метелью кружились вокруг нас хлопья серого пепла. Пепел да оплавленные, обесцвеченные камни, как в Хиросиме… Почему они так лютуют, по какому праву?.. Люди! Почему вы допускаете подобное на Земле?! Это же голый разбой…
Американцы выжигали даже посевы, участки леса, и без того редкие в здешних местах, безжалостно истребляли все живое, даже саму землю лишали способности родить. Груды развалин, кучи золы на месте сел, храмов, монастырей, городков. Я пыталась найти хотя бы намек на жизнь. И нашла: под железисто-черным, оплавленным валуном лежала самодельная кукла из цветных тряпочек. Я подняла ее, отряхнула пепел с ее платьица и положила в сумку.
Иногда мы слушали радио. Сейчас в памяти слилось воедино то, что мы тогда услышали, и то, что я узнала намного позже. Но в конечном итоге дело не в этом, а в самом механизме событий.
Когда Трумэн заявил, что военным командованием США рассматривается вопрос о применении в Корее и Китае атомного оружия, это вызвало бурю возмущения во всем мире, пятьсот миллионов сторонников мира, подписав Стокгольмское воззвание, заявили свой протест. Были напуганы и союзники Трумэна: им показалось, что Соединенные Штаты вот-вот развяжут мировую атомную войну, которая сметет страны Европы с лица земли. Премьер Великобритании Клемент Эттли прилетел в Вашингтон и стал умолять Трумэна не сбрасывать атомные бомбы. Так как давление было всеобщим, Трумэну пришлось отказаться от первого заявления. Появилось новое: «Президент надеется, что международная обстановка никогда не потребует применения атомной бомбы». Так сказать, поворот на сто восемьдесят градусов… Трумэн не переступил «ядерный порог», не посмел. А его союзники по агрессии Англия и Франция выступали за прекращение войны в Корее.