Что касается Найджела, то при расставании с ним ни Калли, ни Талис не пролили ни слезинки. Лорд Джон дал ему пару золотых монет, и он отправился восвояси.
По дороге к Хедли Холлу они долго беседовали, и Талис нежно подготавливал Калли к тому, что, когда они прибудут на место, им придется на некоторое время расстаться. Ей нужно быть сильной и вытерпеть эту разлуку.
— Я буду всегда наготове, чтобы позаботиться о тебе, — говорил он. — Но тебе нужно научиться иногда быть без меня. До сих пор мы были вместе каждую минуту, день заднем, но нужно отвыкать от этого.
Калли кивнула, с трудом проглотив комок в горле.
— А ты будешь по мне скучать?
— Ну, конечно. Но мы уже больше не дети. Надо быть взрослыми. Обещай мне, что ты будешь вести себя хорошо. Ты будешь слушаться моего отца?
Калли кивнула. Она постарается. Она сделает так, что Талис будет ею только гордиться. В этой новой жизни она будет очень взрослой и очень разумной. Больше им уже не придется спать всего лишь в нескольких футах друг от друга. Больше им уже не… уже ничего не придется делать, думала она, вспоминая те дни, когда они принадлежали друг другу.
— Когда мы теперь увидимся?
— Как только я смогу. Прежде всего мне нужно понравиться своему отцу. Сначала заставлю его подумать обо мне, а потом начну его просить… насчет нас с тобой.
Калли точно не знала, что Талис имел в виду, говоря это. Но она надеялась — она молилась, — что он имел в виду, что они поженятся. Если они не будут мужем и женой, им вообще не разрешат быть вместе, как они были раньше, на ферме. Она это знала, потому что представляла себе, как живут аристократы — главным образом, наблюдая за богатыми и знатными людьми, которые иногда проезжали через их деревню.
Она положила голову Талису на плечо. Она не знала, как она сможет жить без него. Она страдала даже, когда Найджел заставлял их сидеть на разных скамьях в течение нескольких уроков. За обеденным столом они с Талисом всегда сидели так, что их колени и локти касались друг друга, и против этого никогда не возражали ни Уилл, ни Мег.
Талис, как всегда, знал, о чем она думает. Обе ее руки лежали на седле; он положил на них свою.
— Скоро, — прошептал он, — скоро. Я тебе обещаю. Я сделаю все, что надо, сделаю, как только смогу. Будет труднее, если мы с самого начала наделаем шуму. Понимаешь?
— Да, — ответила она. Она это и вправду поняла. Злые взрослые люди не позволят молодым людям любить друг друга. Если в конце концов все будет так, что Талис все-таки будет принадлежать ей, то она согласна выдержать без него целый год. Конечно, с каждым проходящим днем этого года она будет чуть-чуть умирать, но она вытерпит, она сделает все, что необходимо.
Все время, пока они ехали домой, Джон Хедли проводил за одним-единственным занятием: он любовался своим сыном. Его голову переполняли мысли о том, что они теперь смогут сделать вместе. Наконец-то в его жизни появится смысл. У него теперь будет кто-то, кому он сможет оставить в наследство все, что у него есть. Тех двоих слабаков, которых родила его жена, он в расчет не брал. В свои девятнадцать и двадцать лет его сыновья не были такими высокими, и такими здоровыми, как этот молодой темноволосый красавец, который так покровительственно склонился над бледной девушкой.
За время пути Джон сделал удивительное открытие: оказывается, этот юноша столь же мил, сколь и красив внешне. И робким он себя не выказал, когда прошлым вечером они останавливались на постоялом дворе. Говоря по правде, сначала Джон опасался, что, воспитанный крестьянином, он окажется крестьянином и по своему характеру, и по манерам. Но этот мальчик держался так, словно был принцем, несмотря на то, что его руки загрубели от тяжелого физического труда, а его грубая и белая одежда была изрядно поношена. Он держался с таким достоинством, словно был рожден, чтобы сесть на трон Англии.
Язык из чистого серебра. Так выразился о Талисе один из людей Джона: «Язык у него словно из чистого серебра». Прошлым вечером он беседовал и шутил с людьми вдвое старше его, а когда они сказали, что он слишком молод, чтобы пить то пиво, которое пили они, он их всех посрамил. Талис выпил в два раза больше их и все-таки, поднимаясь по лестнице, устоял на ногах. К тому же он заявил, что у Уилла пиво было лучше, чем у хозяина этого двора, потому что Уилл-де не разбавлял его водой.
«Да, — думал Джон, — этот парень — чудо: красив, приятен в общении, умен, силен физически (в борьбе на руках он победил троих), а потом все смеялись, когда он уверял их, что по сравнению с его жизнью их жизнь — сущая безделица. Таким сыном, как Талис, каждый бы гордился».
Единственное, что в нем было странно — это что он никуда не отпускал от себя эту девочку, вернее, эту бледную тень девочки, которая, молча сидя рядом с ним, наблюдала за всем. Вечером в кабаке Джон приказал ей отправляться в пост ель, но Талис, даже не обернувшись, сказал:
— Калли может остаться.
Вот так. В Джоне начал закипать гнев. До сих пор не было еще такою человека, которому он позволял бы так разговаривать с собой. Но тут внутри него какой-то голос шепнул, что, если он сейчас грубо запретит Талису держать девчонку подле себя, тот встанет и уйдет. В мгновение ока исчезнет с постоялого двора, а потом предлагай ему все сокровища мира, и он откажется вернуться из гордости.
Все наблюдали за этой сценой с большим интересом. Джон подумал, что из принципа следовало бы настоять на своем, но это обернется чересчур серьезными последствиями. И, помедлив, он расхохотался.