Наступил вечер, я приказал разжечь большие костры и расставил ведеты так, как будто здесь встал лагерем целый корпус. Атаки на другие ворота были отбиты, и неприятель понес значительные потери.
С наступлением ночи канонада утихла со всех сторон. Донесения со всех постов сообщали мне, что в лагере французов слышен большой шум. Утром очень густой туман не позволял рассмотреть позицию неприятеля, в 8 часов я велел опустить мост и, несмотря на этот туман, выслал патрули. Они донесли мне, что осаждающие полностью покинули свои позиции и удаляются от Бреды. Радость, которую мы ощутили при этом известии, была еще более сильной оттого, что мы уже начали испытывать недостаток фуража, а жители — нехватку продуктов питания. Генерал Сталь получил приказ преследовать неприятеля по Антверпенской дороге. Он смог сделать это только до Вюствезела, где французы остановились и закрепились. Полковник Коломб и один казачий полк направились в Тюрнхаут.
На следующий день, 12 декабря, в день рождения Его Императорского Величества мы благодарили Бога на стенах крепости. Голландцы и пруссаки, построенные вместе с нашими войсками, присутствовали на нашем богослужении и преклоняли колени.
Я умолял англичан, Бюлова и голландцев прийти сменить меня, я не мог ограничить себя, сделав из моего отряда всего лишь гарнизон одной крепости, тем более что генерал Винценгероде посылал мне приказ за приказом, требуя, чтобы я присоединился к нему. Он двинулся вперед со всем своим корпусом и хотел, чтобы я переправился обратно через эту реку, чтобы перейти ее во второй раз вместе с ним.
Наконец, после многих хлопот, 22 декабря меня сменили 2 английских батальона, 2 прусских батальона и 2 голландских. Я сдал им Бреду, а сам отправился в путь.
Чтобы запутать неприятеля, я пошел в Тилбург и атаковал его ночью двумя казачьими полками. Через день я направился в Боммел, где находился корпус генерала Бюлова, а оттуда — в Арнем и в Эммерих, где мне предстояло совершить переправу через Рейн, в то время как генерал Винценгероде переходил его в Дюссельдорфе.
Льдины неслись по воде с такой силой, что, несмотря на все мои старания, было невозможно соорудить переправу. Я написал об этом генералу, тот счел или сделал вид, что считает меня своевольным подчиненным, и послал мне приказ передать командование лицу, превосходящему меня старшинством.
Я не считал такое унижение заслуженным, это была его месть за мою удачную экспедицию в Голландию, предпринятую против его воли.
В утешение я получил орден Святого Владимира 2-й степени, присланный мне Императором, орден Большого Красного Орла, пожалованный мне королем Пруссии по представлению генерала Бюлова, и орден Меча от короля Швеции. Самыми приятными подарками для меня были сабля от регента Англии, шпага от принца Оранского, короля Нидерландов, а также пожалованные Тульскому и 2-му егерскому полкам наградные трубы с выгравированными на них датой нашего прихода в Амстердам и моим именем.
Со слезами покинул я свой храбрый отряд, переправа которого через Рейн в Эммерихе не состоялась, и он был направлен в Дюссельдорф, куда я выехал в полном одиночестве. Генерал Винценгероде был огорчен тем затруднением, которое он мне доставил.
1814
Корпус генерала Винценгероде совершил свою переправу; мой брат открыл путь среди льдин: с тремя сотнями егерей и несколькими казаками он атаковал и опрокинул неприятельский пост, который должен был препятствовать высадке наших войск.
После весьма длительного пребывания во Франкфурте, главная армия союзников 1 января перешла Рейн. Она дебушировала через Базель и направилась к Лангру. Корпус графа Витгенштейна переправилась через реку около Мангейма. Войска маршала Блюхера перешли Рейн в окрестностях Кобленца и двинулись на Нанси.
Наполеон использовал предоставленное ему время для формирования новой армии и для воодушевления своей нации. Но это уже не были французы начала Революции. Утомленные нескончаемыми войнами, они только и мечтали о наступлении мира. Лозунги об императоре и его подданных, заменившие зажигательные слова о свободе и равенстве, больше не могли заставить население взять в руки оружие.
Вместо того чтобы воззвать к патриотизму и призвать к террору, что раньше всегда подвигало французов к действию, Наполеон стремился запугать их амбициозными намерениями союзников и жестокостью казаков. Он предвещал французам, что их дома будут сожжены, их жены и дочери обесчещены, что Франция окажется под игом иноземцев, торговля и промышленность будут разрушены, а собственность отнята. Чтобы избежать всех несчастий и унижений, он приказал бить в набат во всех деревнях, браться за оружие, создавать партизанские отряды и везде смотреть на союзников как на животных, предназначенных на убой. Но воззвания союзных государей, дисциплина наших армий и ослабление существовавшего раньше во Франции слепого доверия к Наполеону, парализовали все его усилия: народ остался почти спокойным свидетелем развязки этой великой борьбы.