Храбрый полковник, руководивший этой атакой, был еще во время схватки награжден крестом Святого Георгия, который император Александр снял со своей петлицы, чтобы вручить ему. Все генералы и все войска были воодушевлены этой наградой государя; отовсюду слышались крики радости и победы. Ничто не могло бы устоять перед такой армией. Неприятельские позиции, их самые мощные и наилучшим образом обслуживаемые батареи были захвачены с яростью; наконец, мы оказались у застав Парижа.
Население трепетало и уже видело себя подвергшимся всем ужасам штурма; ощущение полной безопасности мгновенно сменилось полным унынием. Даже маршалы разуверились в спасении города; беспорядок и отсутствие согласия у начальников только увеличило опасность; тогда заставы открылись и появились парламентеры, чтобы предотвратить несчастья, угрожавшие городу. Поверенный в иностранных делах граф Нессельроде въехал в Париж, и князь Талейран принял на себя обязанность ускорить сдачу города.
Наполеон, нетерпеливо стремившийся помочь своей столице, совсем один поспешил по дороге в Фонтенбло. Находясь в нескольких лье от Парижа, он встретил выходившие оттуда войска. Он узнал, что уже поздно возобновлять оборону города, что капитуляция, которую его генералы не имели настроения разорвать, отдала союзникам ворота Парижа. Вспылив, он обругал всех тех, кто согласился на капитуляцию, которую он приписал трусости, и был вынужден, тем не менее, продолжить свой грустный путь в Фонтенбло.
В это время, на рассвете, наши войска заместили французскую стражу на городских заставах. Русские гренадеры сменили часовых у ворот Сен-Дени и Бонди, которые на протяжении столетий охранялись только французами.
В сильнейшей тревоге горожане направились к заставам, они двигались по улицам, волновались и с дрожью ожидали объявления своей судьбы. Их устрашенному воображению представлялись пожар Москвы, разорение России, несчастья Германии, они не ожидали ничего кроме мести. Высоты Монмартра были увенчаны пушками, и артиллеристы навели их стволы на город, держа фитили горящими. Со всех сторон войска готовились к вступлению. Граф Пален, с авангардом, прошел в молчании по нескольким улицам и направился по Аустерлицкому мосту на дорогу в Фонтенбло. Наконец, появился Император, подобно Богу, который все успокоит и всех простит. Он предстал перед толпой парижан с теми доверчивостью и добротой, которые украшали его лицо.
Ожидали завоевателя, а увидели освободителя. Люди толпились вокруг него; ободренные его приветливостью, его окружили, им восхищались, и в один момент этот прежде дрожавший от страха народ преисполнился энтузиазма. Здравицы императору Александру послышались со всех сторон, можно было сказать, что французы увидели своего императора и приветствовали его подвиги. Несколько голосов выкликнули здравицу Бурбонам и Людовику XVIII. Из опасения или под влиянием эмоций эти слова были повторены; появились белые кокарды, и через мгновение эти крики подхватили все горожане.
Союзники поспешили принять эту идею, они рассматривали ее как желание всей нации, и Людовик XVIII был провозглашен королем Франции.
Император Александр остановился в доме князя Талейрана, все войска провели остаток дня на биваках, разбитых в укрепленных местах и в окрестностях Парижа.
Утомленные тяготами и боями, овладевшие ценою своей крови Парижем, этим городом разорителей своей родины, войска подали величайший и благороднейший пример воинских добродетелей. Император Александр заявил о своем прощении, и вся армия забыла о мести. Можно было видеть как те же солдаты, которые только что ожесточенно сражались у парижских ворот, стояли 24 часа под сильным дождем без пищи на улицах этого униженного города и не решались постучать ни в одну дверь, чтобы попросить хлеба. Даже гвардия самого Императора получила пищу только на следующий день, и только на третий день стали заботиться о расквартировании войск.
Париж был удивлен, последующие события отдадут должное благородству Императора и покорности его доблестных солдат. Пруссаки и другие германские войска предавались грабежам и удовольствиям Парижа, но император Александр приказал, и русские показали пример дисциплины. Все в этом последнем акте, закончившем 20-летнюю войну, должно было быть необыкновенным и возвышенным. Вечером того же дня Император отправился в Оперу, где публика столпилась, как в день национального праздника. Громкими криками требовали показать спектакль «Триумф Траяна», эта опера была поставлена в честь побед Наполеона, вернувшегося из Тильзита, теперь хотели, чтобы так же была отмечена слава Александра, вошедшего в Париж.