Центр позиции был укреплен; вся кавалерия сгруппирована таким образом, чтобы её можно было бы использовать там, где в этом появится необходимость. Правым флангом командовал генерал Тучков, центром — генералы Сакен и Дохтуров, а левым флангом — граф Остерман. Армия была построена в две линии с небольшими резервами позади них; остальная часть кавалерии, состоявшая под командованием графа Ламберта, находилась за правым флангом, другая конница, возглавляемая графом Паленом, — за левым флангом, а основными силами кавалерии командовал князь Голицын. Вся полевая артиллерия была поставлена перед фронтом войск и формировала первую линию. Именно в таком боевом построении мы ожидали восход солнца.
Генерал Беннигсен приказал созвать всех дивизионных командиров; я подошел к ним так близко, как это было возможно, чтобы слышать последние приказы перед генеральным сражением: я был очень удивлен, ничего не услышав; день разгорался, командиры дивизий вернулись на свои позиции, и ружейные залпы ведетов возвестили начало этого кровопролитного дня. Погода была достаточно хорошей, сухой и холодной, снега намело выше щиколотки. Наши и французские ведеты вернулись к своим войскам, и между двумя армиями расчистилось пространство, на котором нам предстояло сразиться. Почти час царило глубокое молчание. Колонна французской пехоты под прикрытием длинного сарая двинулась по направлению к городу и, казалось, намеревалась атаковать наших стрелков; будучи обстреляна двумя десятками пушек, она быстро вернулась назад; через минуту колонна была усилена и защищена артиллерийской батареей; канонада разгорелась по всей линии, сражение началось с обмена залпами ядер. Вражеские колонны, угрожавшие нашему правому флангу, постоянно усиливались и продолжали движение, легкость которого частично обеспечивалась домами Эйлау. Цепи стрелков усиливались с обеих сторон; наша артиллерия несла большие потери от ружейного обстрела, и наступил момент, когда весь огонь был перенесен только на стрелков противника, которые после больших потерь, укрылись за стенами домов. Был ещё один момент нерешительности с обеих сторон, затихла даже канонада; ветер и сильнейшая метель, дувшие нам в лицо, полностью закрыли от наших взоров линии противника; густой снег, падавший большими хлопьями, сменил метель и был столь силен, что не видно было собственных войск.
Наполеон воспользовался этим обстоятельством для перегруппировки своих войск, наступательное движение которых было скрыто от нас этим снегом. Маршал Ожеро во главе 17 тысяч человек пехоты, выстроенных густыми колоннами, вошел в Эйлау и едва не оседлал наши пушки; другая неприятельская колонна с выдвинутой вперед артиллерией и при поддержке массы кавалерии двинулась на центр нашей позиции, в то время как основная часть кавалерии была повернута против нашего левого фланга. Против этих колонн, которых мы не могли видеть в этот момент полного ослепления, не было сделано ни единого пушечного выстрела, и мы были бы разбиты, но небеса, которые, казалось, столь таинственным образом помогали французам, вовремя открыли нам опасность, перед лицом которой мы находились; снег прекратился, и вражеские колонны были потрясены залпом 400 орудий позиции; огонь был столь силен и хорошо направлен, что весь корпус маршала Ожеро был опрокинут в одно мгновение; колонны пришли в расстройство и отступили в полном беспорядке. Наша пехота преследовала французов вплоть до городских улиц. В тот момент Эйлау можно было бы захватить, так же как и всю французскую позицию с фланга, если бы генерал Тучков получил приказ наступать; но он запросил приказаний генерала Беннигсена; его искали, но не нашли.