Мы были экипированы в Эскимальте, но по-прежнему была огромная нехватка униформы. Я человек невысокого роста и очень широк в плечах, а интендант дал мне форму, предназначенную для мужчины около шести футов ростом; и в этой неподходящей экипировке, к своему стыду, мне пришлось отправиться назад в Уиллоуз-Кэмп. Как только закончился смотр, я со всех ног побежал к местному портному, чтобы он перешил ее на меня. Фактически большинство из нас сами обеспечили себя униформой – что было, безусловно, против правил – и тратили свои деньги на всевозможную бесполезную экипировку. Тут я познакомился с первым шпионом военного времени.
Один коммивояжер открыл новую военную лавку. Он часто приезжал в лагерь и уезжал из него, поэтому попал под подозрение. В конце концов это дошло до ушей лагерного начальника военной полиции, и он установил за коммивояжером слежку. Конечно же, выяснилось, что он был американцем немецкого происхождения, работавшим на германскую разведывательную организацию в Сиэтле. Благодаря счастливой случайности меня выбрали для проведения набора в Канадский полк легкой пехоты принцессы Патрисии, и я уже был на пути во Францию, прежде чем судьба американского коммивояжера была решена.
Благодаря знанию языков я стал полноценным переводчиком, как только мы прибыли во Францию. Оформлять ордеры на постой, иметь дело с разгневанными сельскими жителями, покупать продовольствие у скупых лавочников не доставляло мне большого удовольствия. Но мне было чрезвычайно интересно допрашивать пленных и изучать их документы, записывать сказанное ими и по маленьким кусочкам информации складывать целую картину, как мозаичную головоломку.
Канадцы сражались у деревни Нёв-Шапель, а в Лавенти неподалеку от местечка Эстер я впервые увидел, как в военное время был пойман с поличным шпион.
Он был обычным французским крестьянином, предателем, подкупленным врагом и используемым в качестве почтового отделения, то есть он не был нанят для того, чтобы активно добывать информацию, а просто принимал сообщения, которые привязывал к почтовым голубям, и отправлял их немцам через линию фронта, когда на берегу никого не было.
Он находился под подозрением несколько дней, потому что его постоянно видели в местах, где ему незачем было находиться, но у него всегда имелось наготове какое-нибудь оправдание: то он искал отбившуюся от стада скотину, то собирал хворост, то разыскивал еще что-то.
Гражданское население в зоне боевых действий создавало огромные трудности для военных властей, но было вполне естественно, что люди не хотели покидать свои дома, если их к этому не принуждали. Странно было видеть, как крестьянин стоически пахал свое поле, когда снаряды со свистом проносились над его головой и взрывались вокруг него.
Мы были расквартированы на ферме этого шпиона. Однажды вечером, когда он вернулся на свою ферму, его остановили и нашли голубя, припрятанного в его пальто. Он был посажен под арест и, разумеется, знал, что обречен. Канадцы передали его французским властям, которые, полагаю, поступили с ним должным образом.
Произошла ужасная сцена, прежде чем его увели. Его жена и сестра, вероятно, прекрасно знали о его предательстве, и их плач слышался еще долго после того, как этого человека забрали.
В начале апреля мы подошли к Ипрскому фронту, и меня полностью заняли разведывательной работой. Приблизительно в середине месяца наша дивизия заняла позицию вокруг Сен-Жюльена. В любой момент мы ожидали нападения, и нам было чрезвычайно важно знать, идут ли к нашему противнику подкрепления. Так как мое знание немецкого языка было довольно приличным, то ночь за ночью я проскальзывал между боевыми порядками, чтобы послушать, что говорят немцы в своих окопах. По акценту можно было отличить баварцев от саксонцев, и если мы знали, что тот или иной участок фронта держат баварцы, но внезапно либо баварцы исчезали, и их заменяли саксонцы, либо баварцы и саксонцы сидели в окопах вместе, то, сложив два и два, через некоторое время можно было сделать вывод, прибыли ли уже подкрепления и укрепляют ли данный участок фронта с целью подготовки наступления.
Это было нервирующее занятие – пробираться по ничейной земле – и довольно страшное, потому что на протяжении нескольких месяцев там периодически шли бои на всех этих набухших водой, зловонных грязных полях, по которым я ползал. Однажды ночью, когда я крался в кромешной тьме, моя правая рука коснулась чего-то и с отвратительным хлюпающим звуком окунулась в осклизлую массу. Это оказалось тело бедняги, которое уже несколько недель лежало там.