Постепенно усиливая драматизм рассказа, я дошёл до кульминационного финала и хрипло заорал: «Да это был я-я-я!!!». После этого, по всей округе, разнёсся припадочный визг и напуганная четвёрка, начала прятаться под стол. Дёргаясь от ужаса и складываясь вдвое, девушки пятой точкой, оседали вниз! При этом, они скинули с бревна, начальника гравиметрической партии Чувашёва, который сидя на полу, недоумённо покрутил у виска. В тот вечер, я впервые услышал, как визжит моя будущая супруга и несмотря на то, что в её испуганных криках, не было ультразвуковых обертонов, мне было приятно…
Глава 3. Мендоль. 1945 год
Иногда у нашей двоюродной, старшей сестры Тони, бывали промашки. В один погожий день, вместе с подругами, она засобиралась на речку и взяла меня с братом. Немного погодя, девчёнкам надоело таскать Валерку на закорках и с разрешения сестры, они оставили его, на плоском валуне, посреди Июса. Нерадиво полагая, что маленькому непоседе, с него не удрать…
Я до сих пор вижу, обтекаемый шумными водами, седой валун и сидящего на нём, бултыхающего ножками, игривого братца. Хотя весьма прыткий, в таких стремнинах Июс, недалече от прибрежных заводей, обрамлённых куститыми ельниками, становится тихим… Мы вышли из быстрины и позабыв о Валерке, побрели дальше, а затем поднялись на речной остров. Благо, что светловолосого малыша заприметил и вернул родителям, проезжавший верхом на лошади, глазастый лесник. Который после объезда речных лугов, возвращался в Мендоль.
Будучи пяти летним мальчиком, я не запомнил того, как меня отчитывали дома, в отличии от тринадцатилетней, беспечной Антонины. Знать, суровый Июс, познакомившись с неунывающим Валеркой, пошёл на попятный и решил до поры, до времени, не скупиться на развлечения, балуя мальца…
Мы часто слушали, рассказы взрослых о войне, а в начале мая, ликующий отец пришёл домой, на обед и выложил маме, что Наш враг, фашист Гитлер – застрелился! После ошеломляющего известия, селяне начали ждать возвращения домой, уцелевших родных и близких.
Вскоре наступило лето. Так что мы, разновозрастные поселковые дети, начали купаться, загорать и рыбачить. В прибрежных кустах, иногда старшие парни раскуривались мохоркой, воровато отсыпанной из отцовских кисетов, а когда она заканчивалась, крутили мшаные самокрутки. Впрочем, не отказывая нам, младшим ребятам, в любопытной затяжке… Только мне, курение не понравилось.
Истосковавшиеся в одиночестве девушки и женщины, тревожно ждали возвращения домой, отвоевавших мужей, детей и суженых. Надеясь на то, что они вернуться живыми и здоровыми, после четырёхлетней войны, перемолотившей жизни, тридцати миллионов Советских Граждан! Мы тоже ждали, возвращения дяди Вити, маминого брата. Который воевал в танковых частях и последнее письмо, отправил нам из Германии, а потом в Мендоль, пришла его посылка…
Внутри которой, оказался невиданный в наших краях, серебристо-серый материал! Необычайно тонкий, гладкий и шуршащий… Отец пытливо помял, его крепкими пальцами, а затем уверенно объявил: «Это германский, парашютный шёлк!». Из которого вскоре, мама нашила мне с Валеркой, летних рубашечек и маечек.
В один незадавшийся день, я как всегда, играл с друзьями на улице, а когда проголодался, то забежал домой, чтобы взять кусок хлеба. Вот когда, за круглым столом, я увидел статного военного, грудь которого была увешана орденами и медалями! Причём Валерка, уже сидел у него на коленях и любопытно трогал, сверкающие награды…
Я рванулся к гостю, радостно заголосив: «Дядя Витя!». Благо что мама, выглянув из кухни, да поймав меня за руку, строго прошептала: «Тихо ты! Это не дядя Витя, а папин товарищ, приехавший из Германии! Который до войны, работал в нашем совхозе». После чего, захлопав глазами, я разочаровано протянул: «А-а-а… Понятно».
В разгар лета, невзирая на укусы разъярённых, рыжих муравьёв, я вместе с сестрицей Тоней, помогал маме выкапывать и перетаскивать домой в мешках, крупные муравейники. Которые изобиловали мелкими яйцами. Такое лакомство, вопреки явным пробелам, в экологическом образовании Мендольских хозяек, наши куры жадно склёвывали, а затем несли вкусные и сытные яйца.
Выездным красавцем, рысящим в повозке отца, был серый в яблоках жеребец, по кличке Экран. Который закусив удила, переходил на галоп, если чуял позади, идущего на обгон соперника. Причём далее, наперекор любым ездокам, он начинал скакать нахрапом, презирая тормозящее натяжение вожжей! Так что отец, в минуты опережающего бега, бросал вожжи Экрана, побаиваясь его загнать.
В те годы, наша Величественная Сибирь, ещё гордилась разномастными лошадьми, единственно доступной, тягловой силой в глубинке. На них мы ездили по делам, пахали землю, убирали урожай и перевозили грузы.