Из штаба фронта никаких тревожных сигналов не поступало.
А между тем гроза надвигалась. Вскоре она разразилась при обстоятельствах абсолютно неожиданных.
Комментарий Ариадны Рокоссовской
Письмо от 27 июля 1941 года:
«Дорогие, милые Lulu и Адуся! Пишу вам письмо за письмом, не будучи уверенным, получите ли вы его. Все меры принял к розыску вас. Неоднократно нападал на след, но, увы, вы опять исчезали. Сейчас, как будто, окончательно нашел вас. Сколько скитаний и невзгод перенесли вы. Воображаю всю прелесть пережитого вами. Но ничего, вы живы, здоровы, остальное уладится. Беспокоюсь, получаете ли вы содержание. В чем вы уехали из дома, и что удалось вам захватить с собой – не знаю. Боюсь, что вы, бедняжки, остались, в чем мать родила. Я по-прежнему здоров и бодр. Дерусь как тигр и с каждым днем проникаюсь все большей ненавистью к врагу. Все мои мысли направлены на то, чтобы причинить ему как можно больше вреда и стереть его в порошок. Верь мне, Lulu, скоро уже наступит момент, когда наш удар всей тяжестью накипевшей ненависти обрушится на проклятого врага и раздавит его. Я в это верю и уже предвкушаю час победы. Никакая пуля, бомба и снаряд меня не берут. Нахожусь в своей стихии. Я воюю неплохо, и за меня можете не краснеть. Ваш Костя старый воин, немцев бил не раз и бить их будет до полной над ними победы. По вас скучаю и много о вас думаю. Часто вижу вас во сне. Верю, верю, что вас увижу, прижму к своей груди и крепко-крепко расцелую. Пишу письмо под пальбу пушек и разрывы бомб. Фашистские воздушные пираты стаями назойливо кружатся над нами. К ним мы уже привыкли и чихать на них хотим.
Был в Москве. За двадцать дней первый раз поспал раздетым в постели. Принял холодную ванну – горячей воды не было. Ну вот, мои милые, дорогие, пока все. Надеюсь, что связь установим. До свидания, целую вас бесконечное количество раз, ваш и безумно любящий вас Костя. Живите дружно и оберегайте друг друга.
Милая Адуся, из уважения к папе береги, люби и уважай маму. Если обстоятельства позволят – учись. Изучай одновременно и военное дело. Будь в полном смысле слова амазонкой и до возвращения папы маму не покидай. Целую тебя, дочурка, крепко, любящий тебя папа. Милый Lulusik, тебя также целую бесконечное количество раз. Костя».
«Впервые поспал раздетым в постели» – это не преувеличение. Во время боев на смоленском направлении прадед действительно спал в своем легковом автомобиле ЗИС-101. Нормальный быт был налажен только с прибытием в распоряжение Рокоссовского штаба 7 МК во главе с М. С. Малининым. И уже после войны, рассказывая знакомым про тот первый завтрак от нового начальника штаба, прадед добавлял: «И тут я понял, что мы сработаемся». Но чтобы сработаться с прадедом, нужно было привыкнуть к его стилю работы. Во-первых, он обращался к окружающим, в том числе, подчиненным, по имени-отчеству, и требовал от них того же, а во-вторых, у него были свои представления о том, как должен выглядеть офицер.
Генерал Орел вспоминал первую встречу с Рокоссовским: «Время было трудное: отступление, бои и снова отступление. Потери. Настроение, прямо признаюсь, неважное. Было нам тогда не до белоснежных воротничков, надраенных пуговиц, гуталина и прочих, как мы считали, тыловых штучек. Вдруг появился в штабе армии высокий, красивый, моложавый генерал, начищенный, отутюженный, словно на бал собрался. Скажу по совести, сразу нам это показалось наигранным, не ко времени и не к месту. Прошло несколько дней, и не только мы, офицеры штаба, но и командиры частей стали подтянутей, опрятней. Мелочи? Ан нет. В этом была не показуха, не фарс, а стиль нового командующего армией. Война войной, ты командир, и будь добр, держись!» Позже и Верховный Главнокомандующий, который был прекрасным психологом, взял за правило обращаться к Рокоссовскому по имени и отчеству. Кроме прадеда этой чести Сталин удостаивал только маршала Шапошникова.
Неожиданный приказ
Вечером 5 октября я получил телеграмму из штаба Западного фронта. Она гласила: немедленно передать участок с войсками генералу Ф. А. Ершакову, а самому со штабом 16-й армии прибыть 6 октября в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова. Сообщалось, что в районе Вязьмы мы получим пять стрелковых дивизий со средствами усиления.
Все это было совершенно непонятно. Севернее нас, в частности у генерала Лукина, обстановка складывалась тяжелая, каковы события на левом крыле фронта и южнее, неизвестно…
Тут были товарищи Лобачев, Казаков, Малинин, Орел. У них, как и у меня, телеграмма эта вызвала подозрения. Помню возглас начальника штаба: