«Я рад, что вы поладили с «дружками», — сказал мне Эрбо, — но…» «Понимаю, — поспешила ответить я, — вы — это вы». Он улыбнулся. «Вы никогда не будете «дружком», вы — Бобер». Он сказал, что ревнив и в любви, и в дружбе, и требует, чтобы к нему относились пристрастно. Он настаивал на своих прерогативах. Когда впервые зашла речь о том, чтобы вечером пойти куда-нибудь всей компанией, он покачал головой: «Нет. Сегодня вечером я иду в кино с мадемуазель де Бовуар». «Прекрасно-прекрасно», — язвительно проговорил Низан, а Сартр добродушно бросил: «Пускай». Эрбо был мрачен в тот день: он боялся не выдержать конкурс, кроме того, было еще что-то, связанное с его женой. Посмотрев фильм с Бастером Китоном, мы уселись в маленьком кафе, но разговор шел вяло. «Вы не скучаете?» — спросил он меня с некоторой тревогой, но больше с кокетством. Мне не было скучно, но его озабоченность слегка отдаляла меня от него. Я вновь почувствовала в нем близкого друга в тот день, который провела вместе с ним вроде бы только для того, чтобы помочь перевести «Никомахову этику». Он снял номер в небольшой гостинице на улице Вано, и мы там работали — недолго, потому что Аристотель нам смертельно надоел. Он дал мне прочесть фрагменты из «Анабасиса» Сен-Жон Перса{296}, о котором я ничего не знала, и показал репродукции «Сивилл» Микеланджело. Позже он заговорил о том, что отличает его от Сартра и Низана. Он, Эрбо, без какого-либо тайного намерения наслаждался радостями этого мира: произведениями искусства, природой, путешествиями, интригами и удовольствиями. «А они вечно хотят все понять, в особенности Сартр», — сказал он, и с восторженным страхом добавил: «Сартр думает постоянно, кроме, разве что, того времени, когда спит!»
Эрбо согласился, чтобы Сартр провел с нами вечер 14 июля. После обеда в эльзасском ресторане мы посмотрели фейерверк, сидя на лужайке Университетского городка. Потом Сартр, о щедрости которого ходили легенды, взял такси и повез нас в «Фальстаф», на улицу Монпарнас, где до двух ночи угощал коктейлями. Молодые люди состязались в любезности и рассказывали мне разные истории. Я была на верху блаженства. Сестра ошиблась: я нашла Сартра еще более занимательным, чем Эрбо. Мы, однако, договорились, что среди моих друзей Эрбо сохранит первенство, и, когда мы вышли на улицу, он подчеркнуто взял меня под руку. Никогда он так открыто не демонстрировал мне свою симпатию, как в последующие дни. «Я действительно очень вас люблю. Бобер», — говорил он. Поскольку мы с Сартром должны были идти в гости к Низа-нам, а Эрбо был занят, он спросил меня с нежной властностью: «Сегодня вечером вы будете думать обо мне?» На меня действовали малейшие модуляции его голоса и даже нахмуренные брови. Однажды, когда мы с ним разговаривали в вестибюле Националки, к нам подошел Прадель, и я радостно приветствовала его. Эрбо рассерженно бросил «до свидания» и ушел. Остаток дня я места себе не находила. Вечером отыскала его, совершенно довольного тем впечатлением, которое произвел на меня его поступок. «Бедный Бобер! Я был злюкой?» — весело поинтересовался он.
Я повела его в «Стрике», который он нашел «восхитительно экстравагантным», и рассказала о своих проделках. «Вы просто чудо!» — проговорил он сквозь смех. Он рассказал о себе, о своем детстве в деревне, о приезде в Париж, о женитьбе. Никогда еще мы так доверительно не говорили друг с другом. Но тревога все же не покидала нас: на следующий день нам предстояло узнать результаты письменного экзамена. Если Эрбо провалится, он тотчас же уедет в Баньоль-де-л’Орн. На будущий год в любом случае он поступит на работу в провинции или за границей. Он пообещал этим летом приехать навестить меня в Лимузен. Однако что-то определенно близилось к концу.
На следующий день я в большом волнении направилась в Сорбонну; в дверях столкнулась с Сартром: я прошла, он и Низан тоже. Эрбо провалился. Он покинул Париж в тот же вечер, так и не повидавшись со мной. «Передай Бобру, что я желаю ей большого счастья», — написал он Сартру по пневмопочте, уведомляя о своем отъезде. Он вновь появился спустя неделю, но только на один день. Мы пошли с ним в «Бальзар». «Что вы возьмете?» — спросил он и тут же добавил: «В мое время это был лимонад». «Ваше время продолжается», — ответила я. Он улыбнулся: «Именно это я и хотел от вас услышать». Но мы оба знали, что это была ложь.