Липпе пригласил туда русских горных инженеров (главный инженер Бернули), которые, приехав в Тифлис, начали разрабатывать эту руду. - Так как все, что касалось государственных имуществ находилось в ведении Департамента государственных имуществ, т. е. в ведении моего отца, то я помню, что мой отец ездил, между прочим, осматривать эти заводы и при этом брал меня и моего старшего брата Бориса с собой. Приехав на Четахские заводы, мы там до известной степени бедствовали, потому что у нас, мальчиков был прекрасный аппетит, а нам у немцев за обедом подавали самые удивительные вещи, например, суп из черносливов, дичь с варением и проч. За обедом мы ничего не могли есть, а потому отправлялись в харчевню, где и наедались; в особенности много мы пили кофе и ли хлеб с маслом. Эти Четахские заводы сыграли печальную роль в дальнейшей участи нашего семейства. Липпе, едучи раз из Четахских заводов в Одессу верхом, свалился с лошади, упал и разбил себе голову. Вследствие этого заводы эти, которые в то время только еще начали действовать и, конечно, ничего еще кроме убытков не давали, должны были закрыться; тогда Барятинский упросил моего отца взять на себя управление этим заводом и мой отец, - который кончил курс в Дерптском университете и затем изучал, как горное дело, так и сельское хозяйство в Пруссии, - согласился, или, вернее говоря, подчинился желанию наместника.
Наместник обещал все это со временем оформить. Но в то время отцу надо было сразу начать вести чисто коммерческое дело, на которое требовались деньги и деньги на это дело давал мой отец, который сам состояния не имел, а получил довольно {39} большое приданое за своей женой, моей матерью Фадеевой. И вот он, конечно, с ведома моей матери, которая отдала все свои средства в его распоряжение, тратил деньги на этот завод, рассчитывая, что со временем, когда это дело наладится, деньги ему будут возвращены. Но своих денег ему не хватило; он вынужден был обращаться к частным лицам, и брать у них деньги, давая им векселя за своею подписью. Таким образом велось дело этого завода.
Но вот неожиданно Барятинский уехал за границу, а на его место быль назначен наместником кавказским Великий Князь Михаил Николаевич, которому и было доложено, на каких основаниях ведется это дело. Великий Князь просил моего отца продолжать вести это дело, сказав, что он обо всем напишет Государю и тогда все это дело будет оформлено, и деньги возвращены. Между тем мой отец совершенно неожиданно умер, истратив все состояние моей матери и, кроме того, сделав громадные долги. Моему отцу еще при Барятинском было пожаловано большое имение в Ставропольской губернии (которое ныне, вероятно, стоит громадных денег), это имение должно было перейти нам, его наследникам. Но так как мы были тогда еще малолетние, то над нами был назначен опекуном - Горбунов, один из помощников моего отца по Департаменту, который и посоветовал нам отказаться от наследства, так как у моего отца было больше долгов, нежели имущества. Долги эти были сделаны моим отцом не для себя, а, собственно говоря, для Четахских заводов. Таким образом, все состояние моей матери было истрачено на это дело; имение также было потеряно, но мало этого, по каким то причинам - я не знаю - на всех нас, т. е. на меня и на моих двух братьев Александра и Бориса был сделан какой-то большущий начет. Таким образом, моя мать очутилась без всяких средств, за исключением тех денег, которые она получила от деда и то получила их не сама лично, не прямо от деда, а получил их брат ее, который отказался от своей части в пользу своих сестер, т. е. моей матери, а также в пользу Надежды Андреевны Фадеевой, которая до сих пор еще живет в Одессе. На нас же трех братьев, как я уже говорил, был сделан большущий начет, кажется, на мою долю, например, причитался начет в 200.000 рублей.
Я помню, когда я был управляющим юго-западных дорог, то ко мне с этим начетом приходили судебные чины, приходил пристав. Я им всякий раз говорил одно, что если бы ко мне предъявили начет не в 200.000 рублей, а в 200 рублей, то я был бы очень опечален, потому, что в то время у меня средства были очень маленькие. Но {40} так как ко мне предъявляли начет в 200.000 рублей, то для меня совершенно безразлично, делается ли на меня этот начет или нет, так как я не имею таких средств, чтобы его уплатить. Так это дело продолжалось до тех пор, пока при Александре III Великий Князь Михаил Николаевич, будучи уже Председателем Государственного Совета и затем членом комитета Министров в то время, когда Лорис-Меликов был Министром Внутренних Дел, т. е. пожалуй, диктатором, а Председателем одного из департаментов был Старицкий (бывший председателем Судебной Палаты в Тифлисе, а ранее Директором Департамента Юстиции, в то время, когда отец мой был директором департамента государственных имуществ) - все они в это дело вмешались и после прошествия многих лет постановлением комитета министров, Высочайше утвержденным, было решено все недочеты сложить и их более не предъявлять.
Причем я должен заметить, что так как все мы со смертью отца остались без всяких средств, то я, а также и мой брат, в течение всего времени пребывания нашего в университета, получали от кавказского наместничества 50 рублей в месяц стипендии, и, таким образом, я кончил курс университета. Итак Четахские заводы были причиной к полнейшему разорению всего нашего семейства; из людей богатых мы, благодаря ему, сделались людьми с крайне ограниченными средствами. Если бы не те средства, которые перешли от брата моей матери, генерала Фадеева, отказавшегося в пользу своих сестер (как я говорил выше) от своей части в наследстве, - то моей матери и ее сестре было бы очень трудно жить, потому что, хотя благодаря кавказскому наместнику, моей матери и ее сестре и была назначена пенсия, но все таки после той жизни, которую они вели на Кавказе, существовать только на эту пенсию было бы очень трудно. [Кстати сказать, при крепостном праве, когда мы жили на Кавказе я помню, что одних дворовых у нас было 84 человека]. Следовательно, и с помощью денег, доставшихся матери, вследствие отказа дяди от участия в наследстве, все же перейти на скромную жизнь в Одессе было для нее крайне тяжело.
{41}
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ ДЕТСТВА И ЮНОСТИ
Из моего раннего детства я помню некоторые вещи, но до настоящего времени оставшиеся в живых мои родные смеются надо мною по поводу того, что я безусловно утверждаю, что когда мне было всего несколько месяцев и в Тифлисе началась эпидемия, то я отлично помню, как мой дед взял меня к себе на лошадь и верхом увез из Тифлиса в его окрестности. Я до сих пор помню тот момент, когда я ехал у него на руках, а он сидел верхом на лошади. Но когда я об этом рассказал моей покойной матери и сестрам, он всегда смялись надо мною, говоря, что я не могу этого помнить, и только моя кормилица, которая до сих пор жива и которую я видел только неделю тому назад, так как она живет у моей сестры в Одессе (куда я ездил на праздники), только она одна не возражает и думает, что действительно я это помню, и что это воспоминание не есть моя фантазия. Затем я помню и еще другой момент, но это уже не момент, так сказать, не личный, а более или менее общественный. Я помню, что когда мне было всего несколько лет, я находился в моей комнате с моей нянькой (это было в Тифлисе), вдруг в эту комнату вошла моя мать, которая рыдала, потом сюда же пришли мой дед, бабушка, тетка - и все они навзрыд рыдали. Помню, что причина их слез и рыданий было полученное только что известие о смерти Императора Николая Павловича. Это произвело на меня сильное впечатление; так рыдать можно было только, потеряв чрезвычайно близкого человека. Вообще, вся моя семья была в высокой степени монархической семьей, и эта сторона характера осталась и у меня по наследству.
Теперь я хочу рассказать несколько воспоминаний относительно тех лиц, с которыми мне приходилось встречается в детстве и в юности, которые или тогда уже пользовались известностью, или {42} впоследствии играли более или менее видную роль в делах государства. Я помню, когда я был еще совсем мальчиком, экзархом Грузии был очень почтенный старец иepapx Исидор, который впоследствии очень продолжительное время был Петербургским митрополитом. Исидор, как в Тифлисе, так и потом в качестве Петербургского митрополита, пользовался совершенно заслуженной репутацией очень умного иepapxa, отличного администратора и истинного монаха по своей жизни. Исидор часто приезжал в наш дом и у нас обедал.