- Но ранее Сабинин был чрезвычайно талантливым профессором, К сожалению, он очень мало читал, так как имел большую слабость к спиртным напиткам. Большею частью он болел, и, в сущности говоря, не болел, а просто сидел дома, находясь в ненормальном состоянии. Он издал лекции по интегральному исчислению - или вернее, я их издал в литографированном виде. Эти лекции в настоящее время находятся у меня. Однако, большею частью лекции Сабинин совсем не читал, а дело обстояло следующим образом: - так как единственно меня он ценил, как лучшего студента-математика, проявлявшего большие математические способности, то поэтому, не смотря на ненормальное состояние, в котором он часто находился, он принимал меня. Я приходил к Сабинину в это время, и он еле-еле мог объяснить мне, о чем он думал бы читать лекцию и давал мне некоторые источники, по которым я, изучив вопрос, писал лекцию. Затем, когда это ненормальное состояние его проходило, он исправлял эту написанную мною лекцию, я ее литографировал и выдавал за лекцию, написанную профессором Сабининым. Хотя Сабинин читал лекции сравнительно очень редко, но, тем не менее, он имел громадное влияние на математическое сознание студентов, так как действительно он имел математический дар, который представляет собой дар совершенно особого свойства.
Между математиками есть двоякого рода математики: 1) математики-философы, т. е. математики высшей математической мысли, для которых цифры и исчисления есть ремесло; для этого рода математиков цифры и исчисления, не имеют никакого значения; их увлекают не цифры и исчисления, а сами математические идеи. Одним словом, это математики, если можно так выразиться, - чистой философской математики.
2) Напротив, есть такие математики, которых философия математики, математические идеи - не трогают; которые всю суть математики видят в исчислениях, цифрах и формулах. - Между этими последними математиками также есть математики очень крупные.
К числу математиков первого рода, т. е. математиков-философов принадлежать такие крупные ученые, как, напр., Остроградский, Чебышев, Сабинин, хотя последний вследствие своего порока не мог развить свой большой талант.
{69} К числу же математиков-исчислителей принадлежал, например, мой предшественник по министерству финансов - министр финансов Вышнеградский, бывший ранее профессором Технологического института, а затем там же директором; он был учеником Остроградского. Вышнеградский не признавал никакой философии в математике, утверждая, что философия эта есть ничто иное, как бесполезное глупое блуждание; суть же математики он видел в цифрах и формулах. К числу таких математиков относится и большая часть нынешних математиков, напр., академик Марков.
Математики, так сказать, чистые математики, философы-математики, к которым принадлежу и я, - относятся всегда с презрением к математикам-исчислителям, а математики-исчислители, среди которых есть много ученых, весьма знаменитых, смотрят на математиков-философов, как на людей в известной степени "тронутых".
Прошедши курс в университете, а следовательно живя известный период времени студенческой жизнью, я духовно весьма с нею сроднился и поэтому хорошо понимаю, что тот, кто сам не прошел курса в университете, не жил в университете, тот никогда не в состоянии правильно судить о потребностях университета, тот никогда не поймет, что означает "университетская наука", т. е. не поймет разницу между университетом и высшею школой (хотя бы и прекрасной школою, как, напр., наш Лицей Царскосельский или школа Правоведения). Между тем разница эта весьма существенна, но для лиц, которые сами это не прочувствовали, она будет непонятна. Поэтому лица эти, будучи призваны решать дела, касающиеся университетов, решают их или по военному, или же, становясь на ту точку зрения, что университет есть не университет, а - школа.
Между тем разница между университетом и школою заключается в том, что университет живет свободной наукою. Если университет не живет свободной наукой, то в таком случае, он не достоин звания университета. Тогда, действительно, лучше уже обратить университет в школу, потому что школа все-таки тогда может давать деятелей с определенным запасом знаний, между тем как университет без свободной науки не даст людей ни с большими знаниями, ни с большим научным развитием.
Вообще, не может быть с большим научным развитием человек, не прошедший и не познавший своим существом свободную науку. Когда стремятся университет поставить в тиски, как в смысле {70} лиц учащих, так и учащихся, то те, которые к этому стремятся не понимают, что таким путем наука развиваться не может. Без свободной науки не может создаться ни научных знаменитых произведений, ни научных открытий, ни знаменитостей. Университет, кроме того, представляет из себя такую среду для научного развития молодых людей, какую не может представить никакая высшая школа, потому что в университете, преподаются все научные категории знаний, которые в данный момент составляют достояние человечества, и студенты живут в атмосфере этих знаний.
Так, например, студенты математики специально занимаются только математикой, сдают они экзамены только по математике, но вместе с тем в течение всей своей жизни в университет, они не чужды и всем остальным отраслям науки. Студент с утра до вечера находится в среде студенчества, он постоянно сталкивается с различными мыслями и идеями, которые воспринимают студенты других факультетов. Так, например, я, будучи студентом математики, - очень интересовался предметами юридического факультета. И если на каком-нибудь факультете появлялся талантливый профессор, то его лекции приходили слушать студенты других факультетов.
Таким образом, в течение всей университетской жизни (в течение 4 лет), если университет действительно удовлетворяет своему назначению, т. е. если в нем преподают свободную науку и преподают ее студентам, которые способны воспринять эту науку, то, изучая предметы одной категории, студенты в то же время находятся в сфере наук всех категорий, которыми в данный момент обладает человечество. Поэтому правильно поставленный университет есть самый лучший механизм для научного развития. Вот с этой точки зрения многие говорят: важно, чтобы студент приобрел не научные знания, а научное развитие. Этого лица, чуждые университетской науки, никогда не понимали, не понимают и не поймут, и через это они приносят массу зла нашим университетам. Но, высказывая эти мысли, я совсем не думаю защищать ложную свободу университетов, т. е. такое направление университетов, при котором вместо того, чтобы в университетах заниматься свободной наукою во всех ее проявлениях, в университетах занимаются политикою, и, в сущности, политикою только данного момента, всегда отравленною страстями, ложью и грубым цинизмом.
По поводу преподавания в университетах я вспоминаю о преподавании одного предмета, который в университет изучается всеми {71} студентами всех факультетов, а именно о преподавании закона Божия. К сожалению, преподавание богословия в мое время, да кажется и в настоящее время, поставлено весьма и весьма неудовлетворительно; я скажу, даже не то что неудовлетворительно, а прямо постыдно.
Я помню, в мое время в Новороссийском университете преподавал нравственное догматическое богословие протоирей профессор Павловский. Он был прекраснейший человек и человек знающий, но, тем не менее, с большим трудом на его лекции можно было найти 3-4 студентов, которых удавалось упросить помощникам проректора пойти слушать его лекции. Никогда, никто к экзамену богословия не приготовлялся.
Я, например, будучи одним из самых лучших студентов университета, вообще никогда не приготовлялся к экзаменам ни по одному предмету и, тем не менее, мне всегда ставили 5, так как в течение года я усиленно занимался предметами, но лекции богословия я в течение четырех лет слушал всего 3-4 раза и при этом имел нахальство приходить на экзамен богословия, совсем даже не приготовляясь. Я помню, что перед выходным экзаменом по богословию я прочел несколько билетов накануне вечером и пришел на экзамен, решительно ничего не зная. В числе экзаменаторов были местный архиерей, протоирей Павловский и два профессора, один из которых был профессор сельского хозяйства Палимпсестов. - Мне достался билет о браке. Я вышел и решительно не знал, что мне отвечать, но из затруднения меня вывел вышеупомянутый профессор Палимпсестов, который знал, что я самый лучший студент в университете, а поэтому желал, чтобы я не только выдержал экзамен, но и получил хорошую отметку. Поэтому он обратился ко мне с таким вопросом: "скажите, пожалуйста, вы читали "Физиологию брака" Дебу? Я, действительно ее читал, именно потому, что эта физиология брака Дебу была книга скабрезного содержания, хотя в известной степени и научная. Профессор Павловский и архиерей были очень удивлены его вопросом и спросили, какая это книга "Физиология брака" Дебу? Палимпсестов ответил им, что "это прекрасная книга и раз Витте (т. е. я) читал эту книгу, - а на него можно положиться, - значить, он отлично знает богословие".