Посол распорядился построить огромный навес. Была приглашена вся перуанская gentry66 с духовенством во главе. Вечер затянулся до поздней ночи из-за обильных возлияний. Мы весело чокались с епископами — это было великое примирение церкви с театром.
Перу — великолепная страна. Дорога по берегу Тихого океана пролегает то через пустынные районы, то через узкие долины с пышной растительностью. Тут хорошо произрастает зелень, и сельское хозяйство процветает. В те годы Перу показалась мне оплотом кастильской аристократии. Именно здесь сохранились estancias — обширные поместья, где царит патриархат. Это как оы единая семья. Хозяин пользуется тут неограниченной властью. Он хранит военные билеты всех мужчин у себя в конторе. Раньше у каждого такого поместья была своя тюрьма. Но по вечерам «сеньоры» и «слуги» вместе танцевали и играли на гитаре. По крайней мере мы присутствовали на одной такой вечеринке.
Среди наших фанатиков путешествии Майен реагировала на все особенно экспансивно: бурно восхищалась каждой скалой, покрытой гуано, каждым поворотом дороги, каждой уходящей вдаль аллеей сада.
— О, какое странное животное! — как-то вскричала она.
— Но, мадемуазель, ведь это осел!
У восторженности свои миражи.
Как и в Мексике, я выделил труппе два «пляжпых» дня, что позволяло каждому немножко просветиться. Актеры использовали это время для экскурсии на Мачу-Пикчу, через Куско. Мадлен, которая неважно себя чувствовала и к тому же берегла силы для тиранической роли Химены, и на этот раз пожертвовав собой, осталась в Лиме.
Легкие самолеты оборудованы четырьмя моторами — им приходится преодолевать цепи высоких гор. Воздух на высоте свыше восьми тысяч метров разрежен, и пассажиры вынуждены дышать кислородом из баллонов. Несмотря на клаустрофобию, я не испытывал никакого страха — любопытство брало верх.
Посадка в Куско на красной земляной взлетной дорожке на высоте примерно четырех тысяч метров над уровнем моря. Знакомство с первыми ламами. Куско — город из сказки: он наполовину относится к эпохе инков, наполовину к эпохе Великого века испанского владычества. Пересадка в небольшой железнодорожный состав, который змеей ползет в гору. Легкий спуск. Далее нечто вроде грузовика поднимает нас к знаменитым руинам. Пока мы ехали, я все время поражался работе инков — огромные террасы на высотах Мачу-Пикчу (на память приходила замечательная поэма Пабло Неруды67); скопление колоссальных камней; а выше — склоны Анд в лианах и орхидеях; неправдоподобные каменные глыбы, обтесанные так, чтобы держаться, не распадаясь, без всякого цемента даже при сильнейших подземных толчках. Здесь ощущается работа гигантов. Что касается форм, Пикассо не сделал бы лучше.
Спускаясь по каменистой тропинке, мы услышали пенье индейцев. Скоро они нам повстречались. То была похоронная процессия. Труп несли на носилках. Я и сейчас вижу, как ноги мертвеца раскачиваются в такт с теми, кто шел, весело распевая. В воздухе витала какая-то метафизическая радость.
Авария в Талара
И на этот раз Леонар и его подопечные уехали дальше — в Кито — раньше нас. Покидая Перу, мы были рады узнать, что Мольер, Клодель, Ануй и Мариво — а немного и те, кто играл их пьесы, — сослужили службу промышленникам, которые помогли нам приехать в Перу, — заказы на шоссейные и железные дороги, кажется, были подтверждены.
Над Лимой часто стелется густой туман. Самолет взлетает в «гороховом пюре», но пять минут спустя уже летит в чистом небе, п Анды при ослепительном свете выглядят белозубой собачьей челюстью.
Желая доставить нам удовольствие, наш пилот совершил слаломный полет между вершинами. Какое ошеломляющее зрелище! В небе все оттенки голубого и зеленого — от сапфира до изумруда. На земле темная зелень глубоких озер контрастировала с яркой зеленью лесов и ослепительными радужными переливами ледников. Зрелище было настолько красивым, что показалось мне «посягательством». Нельзя соперничать с богами!
Только я попросил летчика прекратить безрассудство, как самолет сильно тряхнуло. Один мотор вышел из строя. Будучи уже не в состоянии держаться на высоте, самолет начал скользить вниз. Держа со всей осторожностью курс на долины, мы сумели выбраться из пасти скал и льда, обходя клыки этого огромного зверя. Вот появилась узкая полоска земли, покрытая растительностью; вдали вырисовывалась бахрома океана. Темные линии нефтепроводов послужили нам ориентиром и привели в Талара, один из промышленных пунктов со сравнительно крупным аэропортом. Посадка прошла благополучно.
И вот мы застряли в Талара, на южном берегу залива Гуаякиль. Сам город того же названия расположен севернее, на его противоположном берегу. Знойная жара. Первое представление — «Мизантроп» — должно состояться вечером того же дня в Кито. Похоже, спектакль находится под серьезной угрозой. Катастрофа! Связываемся с Кито по радио. Нам отвечают;
— Посылаем вам ДС-3.
Тем временем механик нашего большого самолета пытается ликвидировать неисправность. Под палящим солнцем он полностью разобрал мотор, чем напомнил мне Шарло68, когда тот разбирает будильник. От нечего делать мы толпимся вокруг механика, который время от времени говорит нам по-французски:
— Таков жизнь!
Да услышь его бог!
Некоторые товарищи пошли охладиться в бассейне военного лагеря. И вдруг нас осенило: ведь двери ДС-3 меньше, чем двери нашего самолета. А в нем — главная часть багажа. Мы не сумеем перегрузить его с одного самолета на другой. Я принимаю решение вынуть все из ящиков. Рядом с механиком мы тоже принимаемся разбирать вещи — костюмы эпохи Людовика XIV, весь театральный реквизит — трости, парики, башмаки на красных каблуках и прочее. Пустые ящики отсылаем через Панаму в Каракас, где они будут нас ждать, и готовимся нагрузить ДС-3, как телегу сеном.
Вскоре после полудня самолет, блестя на солнце, садится. Запихнув в него все подряд, мы кое-как рассаживаемся и отправляемся дальше.
Талара расположена на уровне моря. Кито — на высоте трех тысяч метров. Нам предстоит преодолеть горные перевалы высотой в четыре тысячи пятьсот метров.
Моторы самолета страдальчески гудят. Справа и слева высятся громады гор. Небо черно от дыма. Нас окружают вулканы. Под нами, в каких-нибудь шестидесяти метрах от кабины пилота, очередной перевал. Сумеет ли самолет его проскочить? Он почти что карабкается вверх, тащит свою массу, как бык. Наконец впереди, на горизонте, глаза различают полоски света — желтые, розовые, зеленые. Какое великолепие! Мы совершенно не осознаем опасности. Вырисовывается новая цепочка гор, плавно спускающихся к Кито.
Приземляемся в 18 часов. Начало спектакля в 20. Мы умудрились переодеться в самолете и сходим с трапа уже в костюмах эпохи Людовика XIV — эдакие странные попугаи.
В назначенный час наш помощник режиссера трижды стучит, и мы отдаем себя под опеку Мольера.
Переход от уровня моря к высоте три тысячи метров сильно сказывается на самочувствии. Признаюсь, я играл Альцеста с мучительным шумом в ушах. Да и Леонар был недоволен — клуб фанатиков путешествий проявил слишком большое неблагоразумие.
Кито
Театр в Кито, на просторной базарной площади, — очаровательное здание, построенное французским архитектором в начале XIX века (прошу прощения, если я ошибся). Играют в нем редко, наша «премьера» — одиннадцатое представление сезона. В другие дни тут обитает скот. Нам пришлось откинуть солому, чтобы поставить декорацию эпохи Людовика XIV.
При входе в театр я заметил сторожиху — сидя на корточках, она держала между колен свою дочку и вычесывала у нее гребешком вшей. Это напомнило мне детство в Турнюсе, когда моя мама проделывала то же самое со мной.
При том, что в Кито еще витает дух средневековья, все же в его «доме культуры» собралось восемьсот человек, которые были осведомлены обо всем, что творится в мире.
— Почему вы не привезли «Сражающегося» Вотье?
Они восхищались авангардом, а не классиками. Я прочел публичную лекцию, завершившуюся увлекательной беседой. Эти несколько сот человек достигли уровня передовой современной мысли.