Потом, следует признаться, мы уже ничего подобного не встречали. На школьном утреннике одетые в черное дети неудержимо смеялись. Маркизы эпохи Людовика XIV в панталонах по колено и завитых париках казались им пришельцами с другой планеты.
В пятницу вечером индейцам раздавали вино, и они напивались прямо на тротуарах. Исчез ли сегодня этот печальный обычай, цель которого, похоже, систематическое истребление расы? Хотелось бы на это надеяться.
Совершая экскурсию в горы, мои товарищи испытали на себе таинственную «болезнь Анд». Она заключается в том, что человека охватывает непреодолимое веселье. Своего рода головокружение, случается, со смертельным исходом.
Немного севернее отмечено место, где проходит экватор; деревня с удивительными базарами. Мне казалось, что я достиг края земли, если только у шара может быть край.
Богота
Колумбия, где мы приземлились несколько дней спустя, страна куда более «парижская». Своеобразная красота долин в окрестностях Кали, с их длинными шлейфами облаков. Иногда в самолете, когда его позвоночник скользит под самым потолком из облаков, ощущаешь себя рыбой, плывущей под гладью воды. Деревни, леса, ручьи, тропы внизу кажутся в полумраке морскими глубинами.
В Боготе выступать было легко. Подавляющее большинство зрителей говорит по-французски. Нрав колумбийца очень напомнил мне французский — веселый, фрондерский, легкий, находчивый. Они любят юмор, остроумную шутку. Между нами установилось взаимопонимание, и представления затягивались до поздней ночи, так как после спектакля мы присутствовали на замечательных приемах, не лишенных, я бы даже сказал, галантности. Наши товарищи наверняка сохранили о пребывании в Колумбии неизгладимые воспоминания.
Посещение соляного собора. Мы едем туда на машипах. Одна за другой врываются они в огромные туннели, освещаемые только фарами. Длинный лабиринт. Невозможно ни свернуть, ни дать задний ход. Ну а если какая-нибудь машина остановится из-за неисправности? Такая мысль действует угнетающе. Четверть часа гонок во тьме, и мы выезжаем к огромному нефу: это и есть соляной собор. Потому что все эти скалы — не что иное, как соль. Я привез домой кусок. Осмотрев церковь во всех ее деталях, опять садимся в машины и десять минут спустя вновь обретаем небо.
В жизни нередко случается ощущать двойную радость: от того, что увидел нечто исключительное, и от того, что испытание закончилось. Например, двойная радость после приземления: побывать Икаром и... снова оказаться на земле. Двойная радость от преодоленного препятствия.
Именно в окрестностях Боготы я заметил, как некоторые современные дома из стекла прекрасно сочетаются с окружающей природой. Деревья растут посреди спален. Уже не знаешь, спишь ли дома или прямо в лесу. Это очень соблазнительно, хотя лично я чувствую, что не смог бы в них жить. Я слишком люблю каменные дома и маленькие окна — в них я узнаю домики моего детства, и во мне говорит крестьянский атавизм. Стекло — изолирующий материал. Мне кажется, что, окруженный стеклами, я теряю контакт с вещами. Парадокс прозрачности и непроницаемости: через стекло видишь все, но уже ничего не чувствуешь. Через камень уже ничего не видшнь, но зато чувствуешь вещи.
Впрочем, разве Восток не учит нас тому, что «прана» — энергия, находящаяся в воздухе, которую соответствующие системы дыхания позволяют удерживать даже при выдохе, — что эта «прана» проникает сквозь камень? Сила, проникающая и в наше тело.
Венесуэла
Самолет, увозивший нас из Боготы в Каракас, пролетел над нефтяными вышками Маракайбо. Глядя на эти маленькие Эйфелевы башни, возникающие прямо из моря в шапочках танцующих факелов, мы встретились с Венесуэлой. Эта страна и в самом деле за нимает особое положение: промышленный интерес, который она собой представляет, отметил ее печатью Уолл-стрита. Люди норовят провести тут лишь несколько лет, пока не наживут состояние. 1ем не менее здесьеще сохранились следы древней цивилизации на память о ней я привез оттуда статуэтку.
От аэропорта, расположенного на берегу моря, дорога карабкается вверх по прибрежным скалам, образующим нечто вроде естественного порта. На плоскогорье глазам открывается город Каракас где старые домики постепенно вытесняются современными жилыми массивами.
Насколько в Боготе обмены шли от чистого сердца, настолько здесь, чтобы расположить к себе бизнесменов, приходилось использовать всякого рода обольщения. Актрисы и на этот раз оказали нам неоценимую помощь.
Мы сразу установили контакт с элитой — людьми очень высокой культуры, которые отнеслись к нам чрезвычайно тепло. Я повстречал своего давнего друга — кубинца Алехо Карпентьера, который в свое время помог мне с музыкой к «Нумансии». Мы не виделись многие годы. Он работал на радио, а позднее стал министром культуры в правительстве Фиделя Кастро.
Мы поселились в сногсшибательном отеле, который «источал» музыку Бетховена, Моцарта или Баха во всех помещениях, коридорах, столовой, лифте, бассейне — вплоть до туалетов. Тишины оолыые не существовало — она была упразднена современной жизнью. Это становилось пыткой.
Если говорить о театре, то здесь нам предстояло дать бой.
Б других странах мы выступали с аншлагами, в Каракасе накануне первого спектакля кассы предварительной продажи реализовали только половину билетов.
Бой был выигран, но нам досталось, так как рамки бюджета при столь дальних гастролях очень узки, и хотя французское правительство всячески помогало нам, финансовая ответственность целиком и полностью лежала на нас. В этом путешествии, единственном в своем роде, мы не скаредничали, и я пошел на риск. В те годы самолет стоил баснословных денег. Следовательно, какой бы то ни было срыв исключался.
Нам устраивали изысканные праздники вокруг бассейнов «подвешенных» на вершине горы. Министр внутренних дел сделал нам красивый подарок. Он зафрахтовал военный самолет, чтобы мы могли совершить оригинальную экскурсию. Снова выгадав для своих товарищей «пляжное» время, я распустил труппу на три дня Одни уехали в Тринидад, другие изучали окрестности. Мы с Мадлен и еще несколько фанатиков путешествий выбрали приключение. Нам предоставили самолет ДС-3 — два пилота «сорвцголовы», бесстрашная стюардесса, виски, гитары и огромный букет гладиолусов, назначение которого при вылете я не совсем понимал.
Место назначения — Канаяма, военный лагерь в девственном лесу на берегах реки Карони, притока Ориноко, на юге Венесуэлы, у границы с английской Гвианой. Цель путешествия — водопад Ангела, высочайший в мире: высота падения его струи девятьсот метров.
Вылетаем утром. Посадка в Сью-Боливаре на берегах Ориноко. Нас принимают местные деятели. Обед в ратуше. Возле нее небольшой лоток. Индейцы продают тут слитки золота, найденные в округе. Я покупаю два или три настоящих необработанных самородка. После трапезы нам показывают номер — знаменитых рыб пиранья, которые за несколько минут пожирают быка. В воду бросают ногу животного, а через минуту вытаскивают начисто обглоданную кость. Убедительная демонстрация.
Мы снова в воздухе, летим над серебристо-черными горами. Это высоченные холмы, содержащие 95% железа. Постепенно холмы сменяет тропический лес, который становится все гуще. Совершаем над ним бреющий полет.
— А что если мы упадем?
— Полчаса спустя не останется никаких следов... обломки самолета зарастут, а нас сожрут хищники.
Над нами скапливаются тучи. Некоторые из них выглядят плотными. Это отвесные скалы. Самолет набирает высоту. Танцует. Прорезает впечатляющие черные, белые, розовые нагромождения, пронзенные шпагами солнечных лучей. Картины Дантова ада. Поднимаемся еще выше, и внезапно почти над головой различаем кусок алюминия, сморщенный и сверкающий на солнце. Из-под этого серебристого листка, похоже, и берет начало струя водопада, чтобы низвергнуться в пустоту. Тонкая, длинная, она падает в легкой дымке пара. Прыжок Ангела! Что касается металла это не что иное, как остатки самолета, некогда потерпевшего тут аварию. Мы в свою очередь ныряем в облака и скалы.